Человек, который улыбался - Манкелль Хеннинг

– Раньше всегда говорили, что за каждым крупным состоянием скрывается преступление, – сказала Анн Бритт. – А теперь разве не так? Какую газету ни возьми, сразу возникает чувство, что это вовсе не исключение, а правило. Как и раньше.

– Жизнь полна цитат, – улыбнулся Валландер. – Всегда можно найти подходящую. Японцы говорят, что предпринимательство – это война. Но это вовсе не должно означать, что в Швеции убивают людей ради того, чтобы подбить цифры в годовом отчете.

– К тому же у нас полно священных коров, – она настойчиво продолжала свою мысль. – Мы не любим, когда преступниками оказываются представители знатных семей, наследственные аристократы, владельцы замков в Сконе…

– Смотри-ка, – я никогда об этом не думал, – удивился Валландер. Она была права. Потом, обдумывая этот разговор, от так и не смог понять, кого и что он защищал. И вообще – защищал ли? Или в нем просто взыграл дух противоречия – скорее всего потому, что Анн Бритт намного моложе его, к тому же женщина, никак с ним не соглашалась. Во всяком случае, не до конца.

– По-моему, все это знают, – упрямо сказала она. – Даже полицейские. И прокуроры. Священные коровы должны пастись без помех.

Их беседа напоминала поиски фарватера в полном подводных рифов проливе. Валландер не мог отделаться от ощущения, что миропонимание его ровесников и более молодого поколения настолько различно, что весь полицейский корпус может расколоться. И даже не важно, что Анн Бритт была женщиной – просто у нее был совсем иной жизненный опыт. «Мы живем в разных мирах, – подумал он. – То есть живем-то мы в одном и том же мире, но картина этого мира у нас совершенно разная».

И еще одна мысль беспокоила его, и это ему совсем не нравилось. Он вдруг понял, что и Мартинссон, и Сведберг, и даже вечно находящийся на курсах повышения квалификации Ханссон говорили бы на его месте то же самое. Он словно говорил за всех них. Его взгляды были взглядами целого поколения. Ему не нравилось то, что он раздражался, что считал Анн Бритт чересчур самоуверенной и категоричной в своих высказываниях. Ему не нравилось и то, что она, пусть косвенно, напоминала ему о его собственной лени, неумении и нежелании разобраться в том мире и в том времени, в которых он живет.

Слушая ее, он видел перед собой незнакомую страну. И, к сожалению, Анн Бритт не выдумала эту новую Швецию, она существовала в действительности, стоило только выйти за дверь, и жили в ней не какие-то монстры, а совершенно реальные люди.

В конце концов дискуссия заглохла – не без усилий Валландера, который довольно долго старался охладить ее пыл. Они опять сходили за кофе. В столовой сидел парень из дорожной полиции и тупо смотрел перед собой. Почти не глядя на них, он предложил им по бутерброду. Они вернулись в кабинет и, чтобы не продолжать спор о священных коровах, Валландер взял бразды разговора в свои руки и предложил мыслить конструктивно.

– В сгоревшей машине лежала очень элегантная кожаная папка, – сказал он. – Мне ее дали в Фарнхольмском замке. Это своего рода обзор империи Хардерберга. Все его почетные степени, все его благотворительные акции. Покровитель искусств Хардерберг. Гуманист Хардерберг. Друг молодежи Хардерберг. Спортивный болельщик и спонсор Хардерберг. Защитник памятников старины Хардерберг. Инициатор реставрации старинных рыбацких баркасов на Эланде. Доктор археологии Хардерберг, поддерживающий раскопки поселений железного века в Медельпаде. Поклонник классической музыки, меценат Хардерберг – он платит зарплату двум скрипачам и фаготисту в Гетеборгском симфоническом оркестре. Основатель Хардербергской премии для молодых оперных певцов. Финансовый столп движения за мир в Скандинавии. И много еще чего, всего не упомнишь. Он один мог бы заменить всю Шведскую академию. И ни капельки крови на руках. Но я уже попросил Эббу раздобыть для меня копию той папки. Ее надо внимательно прочитать и оценить каждое слово. Необходимо, не поднимая шума, найти возможность проверить деятельность всех его предприятий, все годовые отчеты. Надо выяснить, сколько вообще у него предприятий. Чем они занимаются. Что они продают и что покупают. Налоги на недвижимость… вообще, все налоги. В этом смысле ты была права, когда вспомнила про Аль Капоне. Надо любой ценой выяснить, насколько был приближен к Хардербергу Густав Торстенссон, что он мог знать такого, что поплатился за это жизнью. И почему именно он? Надо заглянуть во все потайные уголки. К тому же мы должны залезть не только в бумажник Хардерберга, но и в его голову, понять, как и что он думает. Надо поговорить со всеми его одиннадцатью секретарями, причем так, чтобы он ничего не заметил. Если он что-то заподозрит, все двери в его империи захлопнутся в ту же секунду. Не надо забывать о том, что какие бы ресурсы мы ни привлекли, он всегда может нас обыграть. А закрыть дверь намного легче, чем открыть. И намного легче поверить в искусную ложь, чем найти зерно правды.

Она слушала его с вниманием, как ему казалось, совершенно искренним. Впрочем, он не играл в учителя, он скорее старался сформулировать стратегию следствия для себя. Но – и этого он не стал бы отрицать – он немного рисовался перед ней, старался дать ей понять, кто в этой комнате настоящий полицейский, а кто – желторотый птенец. Несомненно, способный, но все же птенец.

– И все это должно быть сделано, – продолжил он. – Не исключено, что, проделав эту работу, мы придем к потрясающему выводу, что все это – полная чушь и все наши домыслы совершенно необоснованны. Но самое главное, – и самое трудное! – как нам не засветиться, как соблюсти максимальную секретность. Если все так, как мы сейчас думаем, если за нами следят по приказу Хардерберга, если нас пытаются взорвать, если его длинные руки дотягиваются до сада фру Дюнер… если все это именно так, мы обязаны каждую минуту об этом помнить. То есть надо попытаться напустить как можно больше туману, чтобы мы могли в этом тумане свободно ориентироваться, а он – нет. Как этого достичь – главный вопрос, и мы не можем двигаться дальше, пока не получим на него ответ.

– Скорее всего, надо идти от обратного, – сказала она.

– Вот именно! Поднимем на мачте сигнал: мы ни капли тобой не интересуемся, Альфред Хардерберг!

– Это будет слишком очевидно.

– А надо, чтобы не было! Поэтому поднимем еще один сигнал: естественно, фамилия Хардерберг в следствии возникает, ведь погиб его советник. И мы даже думаем, что Хардерберг нам может помочь.

– И как мы узнаем, поверил он или нет?

– Никак не узнаем. Но мы можем поднять еще один флажок: мы напали на след! Следствие уже работает в определенном направлении, причем версия должна быть правдоподобной. Хардерберг должен быть уверен, что мы идем по неверному пути.

– Он все равно будет подстраховываться. Наводить на ложные следы.

Валландер кивнул:

– И мы должны научиться их обнаруживать. Мы не должны притворяться идиотами, слепыми поводырями глухих. Мы должны эти следы обнаружить и истолковать. С виду умно, логично – но неверно.

Она посмотрела на него изучающе.

– И ты считаешь, нам по силам этот театр? И пойдет ли на это Бьорк? Что скажет Пер Окесон?

– Это наша первая крупная проблема. Мы должны убедить самих себя, что действуем правильно. Если шеф обнаружит, что мы не уверены в своих выводах и предложениях, он тут же воспротивится. И это очень хорошо.

– И когда мы начнем себя убеждать?

– Главное, не выглядеть дураками. Мы должны двигаться в тумане очень ловко, но не туда. Чуть-чуть не туда, но достаточно, чтобы Хардерберг в это поверил.

Она поднялась и пошла в свой кабинет за блокнотом. Валландер прислушался – где-то в пустом здании лаяла служебная собака. Когда Анн Бритт вернулась, он в который раз подумал, что она очень привлекательна, несмотря на бледность, неухоженную кожу и воспаленные от недосыпания глаза.

Они еще раз обсудили ситуацию. Замечания Анн Бритт были точными и уместными, она то и дело находила изъяны в его логике. Валландер заметил, что это его вдохновляет. Он посмотрел на часы – два часа ночи! – и вдруг подумал, что после смерти Рюдберга он ни с кем и ни разу вот так не разговаривал. Словно бы душа Рюдберга и весь его огромный опыт переселились в эту бледную усталую женщину.

В начале третьего они вышли во внутренний двор. Было холодно и ясно, под ногами поскрипывал иней.

– Завтра будем долго совещаться, – сказал Валландер. – Предвижу массу возражений. Но я еще до оперативки поговорю с Бьорком и Окесоном. Попрошу Пера присутствовать. Если они нас сразу не поддержат, мы будем вынуждены потратить массу времени на сбор дополнительных фактов, чтобы их убедить.

Она удивилась:

– Но они же поймут, что мы правы?

– Не уверен.

– Мне иногда кажется, что шведская полиция бьет все рекорды по нерасторопности.