Небо под зеленым абажуром - Брикер Мария

– Что вы так на меня уставились? – грубо спросила Иванькова у майора.

– Как так? – лениво поинтересовался он и развернулся вполоборота в сторону фрау.

– Как, как, осуждающе! Не надо так на меня смотреть. Я ничего такого не сделала.

– Кто же вас обвиняет?

– У вас в глазах обвинение! – нервно сказала фрау Иванькова и стала жевать нижнюю губу. – Я свою мать не убивала.

– Это профессиональное, я смотрю так на всех, – дипломатично ответил майор. – У вас есть подозрения, кто убил вашу мать?

– Откуда же я знаю, – пожала костлявыми плечами Ксения Эммануиловна и ткнула пальцем в Марко. – Полицейские сказали, что этого парня задержали рядом с телом мамы. Значит, он убил, изверг.

Марко моргнул, усиленно делая вид, что не понял наезда, но внутри все вскипело от негодования. Он с трудом сдержался, чтобы не выдать себя. «Раз назвался груздем, полезай в кузов» – так любит говорить отец. Раз заявил полицейским, что по-русски ни черта не понимает, значит, надо дальше молчать. Так по крайней мере больше шансов, что пригласят переводчика и консула.

– Вы знаете этого молодого человека? – спросил следователь.

Ксения Эммануиловна повернулась к Марко и долго сверлила его маленькими глазками.

– Впервые вижу, – брезгливо доложила она и добавила: – Я крашеных блондинов вообще презираю.

– Это к делу не относится, – заявил следователь.

– А что относится? Что вы от меня хотели? Чтобы я над телом мертвым в истерике билась? – снова взвилась Ксения Эммануиловна. – Я, между прочим, больше вашего со смертью сталкиваюсь по роду деятельности. Пятнадцать лет работаю похоронным агентом. Для меня смерть – работа.

– Да ничего я от вас не хочу! Просто это ваша мама все-таки, – крякнул следователь и уставился в окно, словно там происходило что-то занимательное.

– Жаль, конечно, что с мамой несчастье приключилось, но если человек умирает, сочувствовать надо живым, – с раздражением заявила Ксения Эммануиловна. – Им тяжелее, а покойник что, ему уже все равно.

– Сочувствую, – вздохнул майор, почесал ручкой лоб и придвинул к себе протокол.

– Правильно сочувствуете! Я сегодня пережила настоящий стресс, – с напором заявила Ксения Эммануиловна, приложив бумажный платочек к сухим глазам. – Слава богу, все обошлось. Ничего из квартиры не пропало. Я решила, что мать обокрали. Хотя еще ничего не известно. Я не все осмотрела. Вы карманы у этого крашеного проверили?

– Давайте к делу ближе. Откуда вы узнали, что с вашей мамой случилось несчастье? – хмуро спросил майор.

– Мне соседка из сто семнадцатой квартиры позвонила. То есть я звонила сама.

– Соседке?

– Да нет же! Маме я позвонила. Мы с ней каждое утро созваниваемся. Ей почти девяносто. Мало ли что. Короче, я позвонила, как обычно, но трубку взяла не мама, а Алешка.

– Алешка? Вы же сказали, что соседка из сто семнадцатой.

– Я и говорю, соседка – Алешка, – с раздражением пояснила дочка покойной.

– Может, водички или успокоительного вам накапать? – с сочувствием предложил майор.

– Вот мое успокоительное! – Ксения Эммануиловна тряхнула жестяной банкой. – Про покойных плохо нельзя, но мать у меня с большим приветом была. Плюшкин по сравнению с ней отдыхает. Коммерческим банкам не доверяла, только жестяным. Все свои сбережения дома хранила, по банкам рассовывала. Эту коробку отец ей подарил на Новый год еще в шестидесятых годах. Сначала здесь пуговицы были, а потом, когда у маман крыша поехала на почве денежной реформы, она ее под сейф приспособила. У нее на сберкнижке деньги были, копила на дачный участок, но после девальвации хватило их только на телевизор «Рубин». Все сгорело. Она чуть в психушку не загремела тогда. В общем, с тех пор она стала хранить деньги не в сбербанке, а в этой банке. Здесь ее главная заначка. Подозреваю, в кухне, ванной и туалете тоже тайники есть. – Ксения обвела жадным взглядом заляпанные шкафчики и плиту.

Марко тоже исподтишка осматривал кухню. Глядя на бедную обстановку, сложно было представить, что старушка владела несметными богатствами, однако в следующее мгновение дочка развеяла его сомнения. Грохнула банку на стол и открыла крышку. Присвистнули все, кто находился в кухне. Банка была полна купюр.

– Ну? Теперь ясно, почему я так разволновалась? Мама уже несколько лет ни копейки на жизнь не тратила. В определенный момент она решила, что я всем ей обязана и должна ее содержать. Конечно, так оно и есть, я обязана матери всем. Отец ушел к другой женщине, когда я еще маленькой была. Ушел и забыл, нам совсем не помогал. Она на двух работах пахала, старалась меня поднять. Я ей благодарна за все, но, согласитесь, неприятно, когда содержание требуют как нечто само собой разумеющееся. И все хиханьки-хаханьки. Она веселая старушка была, бодрая. Иначе, говорит, квартиру тебе не отпишу. Алешке завещаю, она как внучка мне, говорит.