Шаг в бездну - Александрова Наталья

– Ну да, ты ведь у нас обаятельный.

– За то и держите. А я еще по дому поспрашивал, где этот Бережков раньше-то жил, где жену его убили, так соседи рассказывают, что он прямо невменяемый стал после ее гибели, очень переживал.

– Теперь вот что скажи мне, у жены этой бывшей хоть какие-то мысли есть по поводу этого маньяка, кем он может быть?

– Она говорила, смутные у нее какие-то подозрения, что он с медициной связан каким-то образом, то ли в больнице работал, то ли в поликлинике.

– А, так ты вот что… Этот сосед-то когда погиб?

– Зимой восемьдесят девятого.

– Если он этого маньяка узнал, значит, тот в том же районе работал, где это РСУ находится. Так что проверьте примерно вокруг даты его смерти плюс минус три месяца, не погиб ли в это время кто-нибудь из медработников. Что там у них в районе есть: поликлиники, травмпункт?

– Больница есть большая.

– Это плохо, но попробуй. Да не среди врачей больше ищите, а шоферы там, электрики, завхоз, может быть. Да побыстрее там старайтесь, Громова на пятки наступает.

– Слушаюсь.

И оказалось, что примерно в интересующее их время некий шофер больничной машины был убит в собственном подъезде ножом в сердце. Убийцу не нашли. Чистяков, выслушав обстоятельный доклад, помрачнел.

– Очень похоже, что это Бережков. После смерти жены он с катушек сошел. Милиция убийцу не нашла, он решил сам мстить. Шантажиста этого он расколол, а потом его прикончил, чтобы тот не проболтался. А потом и убийце жены отомстил. А теперь Громова будет копать, неизвестно, какое там у этого Бережкова алиби, как бы наше дело не сорвалось. Завтра я договорюсь в прокуратуре, чтобы Бережкова нам отдали для следственного эксперимента. Приступаем к операции. Все поняли?

– Да, все поняли. Только, Анатолий Петрович, как же, так и отпустим на волю киллера? Да на его счету человек двадцать убитых, а сколько еще, мы не знаем.

– Зачем отпускать? Теща его где живет?

– Поселок Шувалово, улица Варваринская, дом 12.

– Вот там и покараулите, если он сам не покажется, то знак какой-нибудь подаст, хоть денег пришлет на ребенка-то. А бабку сразу про него расспросите, да потише там, чтобы соседи не видели. Если он после смерти жены так переживал, что совсем переменился, в киллеры пошел, должен о ребенке думать, ребенок у него – единственная память о жене.

Старший следователь прокуратуры Громова прибыла на встречу с коллективом отдела без опоздания. Надежда внимательно к ней присматривалась. Дама действительно выглядела представительно. Дорогой хороший костюм и серьги, правда большие, с зелеными камнями. Неужели изумруды такие огромные? Надежда привстала с места. Нет, конечно, малахит или яшма.

– Дорогие товарищи! – начала следователь по старинке, наверное, у них в прокуратуре так до сих пор принято. – Вы собрались здесь, совершенно справедливо ожидая от меня отчета о проделанной работе. Погибла ваша сотрудница, молодая девушка Марина Киселева, и мне вполне понятно ваше беспокойство по поводу расследования.

Следователь Громова хорошо поставленным голосом кратко изложила обстоятельства гибели Марины. Надежда слушала невнимательно, во-первых, потому что все это знала в подробностях, а, во-вторых, потому что народу в комнату набилось порядочно, пришли из других отделов, а они с Сан Санычем прибежали в последний момент, и им достался один стул на двоих. Сидеть вдвоем на одном стуле было очень неудобно, Надежда все время ерзала, стул скрипел. Сан Саныч тихонько ворчал ей в самое ухо, чтобы прекратила вертеться, ему было интересно послушать Громову.

– Товарищи, – продолжала следователь, – с удовлетворением могу констатировать тот факт, что дело успешно продвигается. В ходе проведенных следственных мероприятий преступника удалось выявить и задержать. Это оказался довольно молодой человек, Бережков Олег Николаевич, 1958 года рождения, работает слесарем на заводе. В ходе допросов Бережков признался, что шестого ноября в девятнадцать часов вечера он шел в районе Сенной площади и в пьяном виде пристал к потерпевшей Киселевой. Девушка испугалась, побежала от него, позвала на помощь, но вокруг никого не было. Бережков утверждает, что он не имел никаких преступных намерений в отношении Киселевой, а якобы просто хотел познакомиться.

Следователь остановилась перевести дух. Надежда ошеломленно повернулась к Сан Санычу.

– Саша, да что же это такое?

На них стали оборачиваться сотрудники, и он зашипел ей, чтобы немедленно замолчала.

– Далее, Бережков продолжал преследовать Киселеву, она забежала от него во двор пустующего общежития, затем, пройдя через двор, вошла в подъезд и стала подниматься по лестнице. Бережков бежал за ней и утверждает, что в пьяном виде ничего не соображал. Продолжая преследовать девушку, он поднялся на седьмой этаж, в самой дальней комнате она отступила от него к окну, а рамы там старые, совсем прогнили. Киселева оперлась на раму, а она оторвалась и, потеряв точку опоры, девушка упала вниз.

– Да как же ей не стыдно так врать? – зашипела Надежда, но Сан Саныч больно дернул ее за руку и сказал, что больше никогда в жизни не сядет с ней рядом ни на одном собрании. Громова между тем продолжала:

– Хочу подчеркнуть, товарищи, что это версия Бережкова, но пока она подтверждается. Дело еще не закончено, работа ведется, так что надеюсь в ближайшем времени прояснить кое-какие моменты.

После собрания Надежда кипела, а Сан Саныч был недоволен ее поведением и молчал. Надежда проскочила за ним в его кабинет и дала волю чувствам.

– Послушай, что же это такое, берут первого попавшегося пьяницу и вешают на него убийство? Он небось и не помнит ничего.

– А что ты хотела? Ведь я же просил его разобраться, чтобы меня не впутывать. Вот теперь моя репутация не пострадает.

– Саша, ты думаешь, что это результат твоего разговора с Купцовым?

– Конечно, а ты думала как? Сразу и Рубцов уволился, и дело расследовали, а то тянули два месяца почти, людей только с работы по допросам таскали.

– Все-таки нехорошо, может быть, тот человек ни в чем не виноват, а Рубцов сухим из воды выйдет.

– Ну, что же мы можем сделать? Для нас эта история закончилась.

– Да, пожалуй.

Чистяков созвонился с ГУВД, и Чифа передали его сотруднику под расписку для проведения следственного эксперимента. Его привезли на старых служебных «Жигулях» к бывшему общежитию на Сенной. Двое молодых оперативников вывели его из машины.

– Мы тебе, голуба, сейчас наручники снимем в целях чистоты эксперимента, но только чтобы у нас без фокусов!

Пока один из парней возился с наручниками, второй, чуть отступя, держал арестованного под прицелом. Чиф смотрел равнодушно, но вдруг, резко наклонившись, оттолкнул опера, снимавшего с него наручники, так, чтобы тот прикрыл его от ствола «Макарова», резко подпрыгнул, юркнул за «Жигули» и, пригибаясь, бросился в проходной двор. Оперативник, следуя инструкциям Чистякова, несколько раз выстрелил вслед, забирая чуть выше цели, убедился, что Чиф исчез из поля зрения и связался с Чистяковым, которому доложил, что операция прошла как по маслу.

Чиф пробежал несколько дворов, убедился, что погони нет и перешел на шаг, чтобы отдышаться и подумать. Думалось плохо – вместо мыслей в мозгу клокотала ярость. Как ни безумно это звучало, он должен был убрать Кастета. Для этого были две причины: его предательство, подлая подставка, но еще важнее – то, что Кастет знает про Англию и, пока он жив, сын Чифа, единственное дорогое ему существо, тот, ради которого он жил сам и убивал других, не будет в безопасности. Чиф знал только один способ решения всех проблем, и этот способ он знал хорошо. Кастета надо убить. Плохо, конечно, что нет оружия и инструментов и никак нельзя заходить ни по одному из своих адресов – везде могут быть засады, милицейские или, что еще хуже, бандитские.

Чиф огляделся и подошел к мусорному контейнеру. Брезгливо поморщившись, он вытащил из контейнера разбитую гитару.

Коля-Бубна потер затекшее плечо, он уже третий час торчал на этом чердаке, не шевелясь и не отрывая взгляда от парадной напротив. Правильно ему братки говорили: чтобы снайпером быть, мало стрелять хорошо. Нужно такое терпение иметь, какое у одного на тысячу. Стрелял-то он классно, за это и вляпался. Теперь сидит здесь час за часом, ни тебе размяться, ни тебе отлить, ни тебе покурить… а курить страшно хочется. Хорошо Барсуку, он внизу, на прикрытии, ходит себе по улице, то в машине посидит, то пройдется… нет, снайпером быть – это не лафа. Ну, конечно, не своя воля, велено ждать – будешь ждать, под Кастетом не забалуешь. Конечно, людей Кастета уважают, боятся – Кастет крут, круче некуда – но воли под ним никакой, дисциплина хуже, чем в армии. Бубна чуть пошевелился, разминая затекшую ногу, и ему послышался какой-то шорох. Он скосил глаза, стараясь в то же время не потерять из виду парадную напротив. Должно быть, крыса… Неожиданно от груды пустых ящиков к нему метнулась серая тень. Гитарная струна захлестнулась у Коли на горле, он судорожно забился, захрипел…