Мера отчаяния - Леон Донна

Раздалось шесть звонков, прежде чем Брунетти сообразил, в чем дело, и перевернулся на бок, чтобы снять трубку.

— Si? — буркнул он, чувствуя себя неотдохнувшим после беспокойного сна, каким всегда спал после баталий с Паолой, если не удавалось прийти к согласию.

— Комиссар Брунетти? — раздался мужской голос.

— Un momento, — пробормотал Брунетти. Он положил трубку рядом с аппаратом и включил свет. Снова удобно устроился в постели, натянул одеяло на правое плечо и взглянул туда, где обычно лежала Паола, чтобы убедиться, что не потревожил ее. Ее сторона кровати оказалась пуста. Она наверняка в ванной или спустилась на кухню выпить воды, а может — если все еще переживает ссору, как и он, — стакан горячего молока с медом. Когда она вернется, он попросит прощения и за свои слова, и за этот телефонный звонок, даже если он ее не разбудил. Он потянулся и опять взял трубку.

— Слушаю. В чем дело? — спросил он, переворачиваясь на спину и всей душой надеясь, что звонят не из квестуры, чтобы поднять его с постели и отправить на место очередного преступления.

— У нас ваша жена, комиссар.

В голове у него помутилось, когда он услышал эту фразу: именно так похитители обычно начинают переговоры о выкупе.

— Что? — переспросил он, когда к нему вернулась способность соображать.

— У нас ваша жена, комиссар, — повторил незнакомец.

— Кто говорит? — выпалил он. В голосе его прозвучала плохо скрываемая ярость.

— Это Руберти, комиссар. — Последовала долгая пауза, и наконец собеседник добавил: — Я звоню из квестуры, синьор, сегодня ночью дежурю здесь вместе с Беллини.

— Так что вы там сказали про мою жену? — нетерпеливо перебил Брунетти, которого вовсе не интересовало, где находится Руберти и кто сегодня на дежурстве.

— Она… мы в квестуре, комиссар. В смысле, я в квестуре. А Беллини остался на кампо Манин.

Брунетти прикрыл глаза и прислушался к шуму, раздававшемуся откуда-то из дальней части дома. Нет, показалось.

— Что она там делает, Руберти?

Трубка молчала, затем Руберти произнес:

— Мы ее арестовали, комиссар. — Теперь молчал Брунетти, и полицейский добавил: — То есть я привел ее сюда, комиссар. Ее пока что не арестовали.

— Я хочу поговорить с ней, — потребовал Брунетти.

Наступило продолжительное молчание, потом он услышал голос Паолы:

— Чао, Гвидо.

— Паола, ты действительно в квестуре? — спросил он.

— Да.

— Значит, ты все-таки это сделала?

— Я же тебя предупреждала, — сказала Паола.

Брунетти прикрыл глаза и положил руку с трубкой на грудь. Сделал глубокий вздох, постарался сосредоточиться; снова поднес трубку к уху и произнес чуть ли не по слогам, стараясь быть как можно более убедительным:

— Скажи ему, что я подойду через пятнадцать минут. Молчи и ничего не подписывай. — И, не дожидаясь ответа, положил трубку и выбрался из постели.

Он быстро оделся, пошел на кухню и написал детям записку: они с Паолой отправились прогуляться, но скоро вернутся. Выйдя из квартиры, тихонько прикрыл за собой дверь и стал на цыпочках, словно вор, спускаться по лестнице.

Оказавшись на улице, он двинулся направо, стремительно, почти бегом; его душа полнилась яростью и страхом. Торопливо миновал пустой рынок, прошел по мосту Риальто, глядя в землю прямо перед собой и не видя ничего и никого на своем пути. Он вспоминал, как Паола гневно, страстно стукнула рукой по столу, так что подпрыгнули тарелки, а стакан с вином упал на пол. А он смотрел, как красная жидкость впитывается в скатерть, и удивлялся, почему этот вопрос до такой степени взбесил ее. И тогда, и даже сейчас — что бы она там ни натворила, несомненно, ее поступок стал результатом все того же гнева — он никак не мог понять, отчего ее выводит из себя зло, от которого они-то так далеки. За те двадцать лет, что они прожили в браке, он привык к припадкам ее гнева, смирился с тем, что, видя проявления политической или социальной несправедливости, она может взорваться, прийти в состояние неудержимого бешенства, но так и не научился предсказывать, что именно в очередной раз явится толчком, а потом уже оказывалось слишком поздно и успокоить ее не было никакой возможности.

Проносясь по кампо Санта-Мария-Формоза, он вспоминал кое-что из сказанного Паолой — она осталась глуха к его словам, когда он напомнил ей, что рядом дети, слепа к его изумлению перед ее реакцией.