Мэри, или Танцы на лезвии - Крамер Марина

– Ты повел себя как шакал, – процедил Костя. – Мужчины так не поступают.

– А ты по-доброму не захотел, ара. Зачем хорошего человека обидел да еще и отказался вернуть то, что должен?

– Не играешь – не садись, слыхал? А карточный долг – святое. Я взял свое – то, что выиграл, а этот ишак кинулся к тебе защиты искать. Ладно, пусть подавится своими бабками. Но ты смотри, Гаврош, насчет девушки я предупредил.

В ответ раздался только хохот – Гаврош демонстративно повернулся спиной и пошел в сторону дома, насвистывая. Нас же проводили до ворот, где ждали Костины охранники.

– Машенька, ты не бойся, больше никто тебя не тронет, – ласково уговаривал Костя, сидя в машине и осторожно прижимая меня к себе. – Сейчас домой приедем, отдохнешь, поспишь...

Я не совсем понимала, куда меня везут, что говорит сидящий рядом человек, что вообще происходит. Состояние шока не покинуло меня даже в тот момент, когда машина остановилась возле одноподъездной девятиэтажки в центре города, и Костя помог мне выйти. Я безропотно шла за ним, с трудом передвигая ноги и стараясь удержаться в сознании. Охранники открыли дверь ключом, вошли в квартиру первыми, и только потом Костя аккуратно, словно я стеклянная, ввел меня в просторную прихожую.

– Свободны, – бросил он охране, и те, словно по волшебству, испарились.

Мы остались вдвоем. Костя засуетился, провел меня в большую светлую комнату, обставленную белой кожаной мебелью, попытался усадить на диван, но я не дала, понимая, что испорчу обивку. Ноги вдруг отказались держать меня, и я опустилась на пол, неловко облокотившись спиной о подлокотник стоявшего рядом кресла.

– Машенька, да что же ты – на пол? – ужаснулся Костя, пытаясь поднять меня, но я уперлась и прохрипела:

– Джинсы... грязные...

– Что? – не сразу понял он, а потом, переведя взгляд с моего лица ниже, как будто только что заметил, в каком плачевном состоянии находится одежда. – А, это... Ерунда, Машенька, все такая ерунда по сравнению с тем, что ты жива-здорова – и со мной. Может, в ванную хочешь? Я сейчас, ты посиди минуточку, я быстро...

Он вышел из комнаты, и вскоре я услышала, как где-то зашумела вода. У меня не было сил встать, не хотелось разговаривать, думать о чем-то – хотелось лечь и уснуть, чтобы потом все произошедшее показалось лишь дурным сном. Вернулся Костя, помог подняться, проводил в огромную ванную, где наполнялась пеной большая белоснежная «ракушка», из стен которой били тугие водяные струи. Рядом на стуле лежали банный халат и полотенце.

– Не стесняйся, Машенька, я выйду, а ты тут полежи, отдохни, расслабься. А то, может, коньячку, а?

Я кивнула, и Костя тут же скрылся где-то в недрах квартиры. Сбросив грязные вещи на пол, я шагнула в пенящуюся бурлящую воду, опустилась в нее полностью, укрывшись пеной до самого подбородка. Почему-то в тот момент я совершенно не подумала, что нахожусь в квартире вдвоем с мужчиной и тот может воспользоваться ситуацией. Не знаю, о чем я думала, на что надеялась...

Костя постучал в дверь и вошел с подносом, на котором стояла широкая рюмка, на два пальца наполненная янтарной жидкостью, и пепельница с зажигалкой и пачкой сигарет. Рядом притулилось блюдце с каким-то тонко нарезанным мясом. Опустив поднос на край ванны, Костя сел прямо на белый коврик и проговорил мягко:

– Ты выпей, Машенька, это расслабляет. Тебе столько пришлось перенести...

Я взяла рюмку, покрутила и залпом выпила, не чувствуя запаха. Резкий вкус пожаром охватил рот, я зажмурилась и затрясла головой. Костя усмехнулся и протянул мне кусочек мяса:

– Съешь. Настоящий коньяк нужно бастурмой закусывать, а не лимоном.

Я послушно съела мясо и почувствовала, что отпускает. Теплая пузырящаяся вода и коньяк потихоньку подействовали, глаза стали закрываться, а тело охватила блаженная истома. Я откинулась на борт ванны и задремала.

Очнулась оттого, что замерзла – вода стала совсем холодной. Открыв глаза, я обнаружила, что Костя по-прежнему сидит на полу у ванны и о чем-то думает. Пена исчезла, и я моментально прикрылась руками, пытаясь сесть так, чтобы Костя видел как можно меньше. Только тут до меня дошло, где и с кем я нахожусь...

– Проснулась, Машенька? – встрепенулся Костя и тут же отвернулся: – Не бойся, я не смотрю. Я выйду сейчас, а ты делай, что нужно. Халат вот... – И он как-то слишком уж поспешно вышел, даже не оглянувшись. Честно сказать, мне стало обидно, что меня проигнорировали, и я почему-то улыбнулась этой мысли.

Приняв душ, я завернулась в большой халат и с полотенцем на голове вышла из ванны. Костя курил в кухне, стоя у окна. Я замерла на пороге, не зная, что говорить и что делать, как себя вести. Начала рассматривать обстановку кухни – этакая классическая, «деревенская» мебель из массива дуба, темно-коричневая, с решетчатыми дверками навесных шкафов. У стены – большой овальный стол и четыре стула, на столе – плетеная корзинка, в которой яблоки и фиолетовый крупный виноград, рядом – початая бутылка коньяка и пустая рюмка. Не моя – та осталась на подносе в ванной. Очень чистая кухня... интересно, у него домработница?

– Прости, я задумался, – произнес Костя, повернувшись, и я вздрогнула, погруженная в свои мысли. – Чайку? Или, может, покушаешь?

Я никак не могла разобраться, что происходит. Костю словно подменили – куда делся тот вальяжный пижон, который увивался вокруг меня столько времени? Когда, в какой момент ему на смену явился вот этот заботливый, обеспокоенный и мягкий человек с бархатными глазами и тихим голосом? Или это просто талантливая актерская игра, чтобы усыпить мою бдительность? Правда, какой смысл, когда мы вдвоем в квартире, он мужчина, и, стоит ему только захотеть, я вряд ли смогу долго сопротивляться, потому что физически он намного сильнее меня, это ж понятно.

Костя же, не дождавшись ответа, начал накрывать на стол. Я так и прилипла к косяку, завороженно наблюдая за тем, как порхают над столом его руки, расставляя тарелки, стаканы, выкладывая тонкий лаваш на плоское блюдо, нарезая мясо и что-то еще... Господи, неужели он такой – настоящий? Я чувствовала себя полной дурой...

Он усадил меня за стол, сам расположился напротив и начал наполнять мою тарелку едой. Все это время мы оба молчали, и я видела, что Костя тоже не совсем понимает, что происходит. Еда оказалась безумно вкусной, я даже не заметила, как съела все, и, только почувствовав легкую слабость, откинулась на спинку стула.

– Спасибо, я в жизни ничего подобного не пробовала.

– Тебе понравилось? – обрадованно спросил Костя, сразу отложив нож и вилку.

– Очень! – честно ответила я.

– Мне вдвойне приятно, потому что готовить я люблю.

Ого! Так он еще и кулинар... Однако...

– У тебя такое лицо, Машенька, словно я признался в чем-то неприличном, – заметил Костя, и я смутилась:

– Нет, что ты... просто я не думала... мне казалось...

– Тебе казалось, девочка, что вокруг меня вечно крутится штат прислуги? Я с трудом переношу чужих людей в своем доме. Мой дом – это место, где я хочу быть совершенно свободен, хочу жить так, как считаю нужным. А посторонние утомляют. Я все привык делать сам.

– Готовишь ты прекрасно, это я без лести тебе могу сказать.

– А это потому, что во все нужно душу вкладывать, – улыбнулся он, наливая чай. – Ты вот в свою работу вкладываешь душу?

– Конечно. Танец – это эмоции, если их нет – мне не поверят.

– Пригласи меня посмотреть как-нибудь, я очень хочу, – попросил он, и я неожиданно для себя согласилась. Благо ближайший турнир должен был состояться через неделю.

Самое удивительное заключалось в том, что я осталась у него до самого вечера – поспала, отдохнула. И ни разу за весь этот день Костя не то что руками – даже взглядом ко мне не прикоснулся. Он сам отвез меня домой, проводил до квартиры и даже не сделал попытки обнять или поцеловать. Просто сказал, что ждет моего звонка – и все. А я только ложась спать вспомнила, что за весь день не удосужилась позвонить Максиму. Но и он ведь тоже не особенно донимал меня звонками, правда?

Он приехал домой утром после дежурства, уставший, злой, с ввалившимися глазами. Не взглянув на меня, ушел в ванную, долго шумел там, потом с тем же непроницаемым выражением лица проследовал в спальню и лег, отвернувшись к стене. Я сварила кофе, приготовила гренки с беконом, как любил Максим, и позвала его завтракать, но он никак не отреагировал.

– Макс, ты не слышишь? Все остывает.

– Уйди, – процедил он, не поворачиваясь.

– Максим... в чем дело? – Меня обидел его тон – вместо того чтобы кинуться ко мне с порога и начать расспрашивать, что случилось, он строит из себя ревнивого мужа! Ни одного звонка на мобильный, ни единой эсэмэски – и я же должна чувствовать свою вину за что-то?

– В чем дело?! – Макса подбросило на кровати, он сел и зло уставился мне в лицо. – Это я хочу спросить, в чем дело! Где ты шлялась всю ночь и весь день, а?!