Тень каннибала - Воронин Андрей

Он на всякий случай проверил валявшиеся в траве пустые бутылки, не столько надеясь отыскать глоток портвейна, которого, как он знал, не осталось ни капли, сколько для того, чтобы не видеть, как один из его приятелей под шуточки остальных лезет в воду, раздвигая камыш и брезгливо поднимая длинные костлявые ноги. Ему почему-то ни к селу ни к городу вспомнилась аналогичная ситуация, свидетелем которой он стал недавно. Только тогда был не пруд, а кусты и лежал в этих кустах не мячик, а Тюхина знаменитая шапка. Микрорайон гудел от слухов о маньяке-людоеде, и Жека, плевавший на эту болтовню с беспечностью молодости, сейчас вдруг почувствовал себя очень неуютно: он-то наверняка знал, что трепотня старух на скамеечках у подъездов и перешептывания домохозяек в общественном транспорте имели под собой самую что ни на есть реальную основу.

То, что осталось от двадцатилетней Ирины Васнецовой, заявление об исчезновении которой поступило в милицию полторы недели назад, плавало всего в трех метрах левее и ближе к середине пруда, чем улетевший от приятелей волейбольный мяч. Бледное, обескровленное, раздувшееся от воды нечто, еще совсем недавно бывшее милой вагоновожатой одного из московских трамвайных парков, тихо покачивалось на поднятой копошившимся неподалеку подростком мелкой волне, уставившись в голубое майское небо пустыми провалами глазниц. Над камышом жужжали мухи, вокруг кишела мелкая водяная живность, спеша угоститься тем, чем пренебрег убийца. Из-за того что тело целиком находилось в воде, запах был не очень сильным, однако и его хватило для того, чтобы полезший за мячом подросток заявил:

— Офигенная вонь на этом Круглом!

— Болотный газ, — авторитетно пояснил кто-то.

— Сероводород, — подхватил другой.

— Говноводород, — заключил Жека Малахов, испытывая огромное облегчение.

Труп пролежал в воде еще сутки, прежде чем его обнаружил бизнесмен Самохвалов, который выгуливал в районе Круглого своего ротвейлера Гришку. Гришка происходил от чемпионов породы и, вероятно, поэтому страдал многочисленными пороками, присущими представителям благородных, но вырождающихся семейств. Кормили его как на убой, но благородный Гришка тем не менее никогда не упускал случая сожрать на улице какую-нибудь дрянь, начиная от конфетной обертки и кончая чьими-нибудь фекалиями, за что и получил от хозяина подпольную кличку „Говноед“. Обидного смысла этого прозвища Гришка не понимал и потому откликался на оба своих имени естественно, только в тех случаях, когда у него вообще была охота на них откликаться.

Побегав немного вокруг пруда в поисках очередного лакомства, Гришка вдруг замер на берегу, по-, вернув похожую на черно-коричневый валенок морду в направлении противоположного берега. Ноздри его чутко затрепетали, а вялые лопухи ушей тревожно задвигались, временами становясь топориком. Вдруг он сорвался с места и с шумом и плеском устремился в камыши, не обращая никакого внимания на окрики удивленного хозяина. Бизнесмен Самохвалов действительно пребывал в крайнем изумлении: как правило, Гришку невозможно было загнать в воду никакими силами.

Через некоторое время причина стала ясна: судя по доносившимся из зарослей камыша звукам, Гришка что-то с аппетитом жрал. Сорвав глотку в попытках докричаться до этого благородного ублюдка, бизнесмен Самохвалов разулся, снял брюки и, ругаясь страшными словами, полез в пруд за своим, с позволения сказать, домашним любимцем. В его действиях был резон: в пруду могла плавать какая угодно зараза, а тратиться на ветеринара Самохвалову не очень-то хотелось.

Когда он увидел, что именно жрал Гришка, его немедленно вывернуло наизнанку, да так, что он не удивился бы, заметив в камышах собственные кишки. Последующие десять или пятнадцать минут превратились в сущий кошмар: в лобастой Гришкиной голове явно замкнуло какое-то реле, и он вознамерился во что бы то ни стало защитить свою находку от посягательств хозяина и любой ценой завершить начатый пир. Задыхаясь от трупной вони, увязая в тине, путаясь ногами в скользких корнях камыша, наступая на какие-то гнилые коряги и поминутно рискуя оставить в зубах у своего любимца часть какой-нибудь из конечностей, Самохвалов пытался отогнать пса от его добычи. В голове у него при этом все время крутилась мысль о спрятанном в гараже пистолете и о том, что он сам, лично, за свои собственные — и немалые, черт подери! — деньги натренировал чертова барбоса на активную защиту. Если у этого крокодила по-настоящему поехала крыша, то Самохвалов в данный момент рисковал разделить участь того, что плавало в мелкой воде у него перед глазами.