Метель - Андреева Наталья

Имелись и фотографии, видимо, сделанные в том же клубе. Качество оставляло желать лучшего, но в том, что на них именно Илья Богатырев, сомневаться не приходилось. Что же касается девушки, то она была юной, хорошенькой и, похоже, без комплексов. Она сидела за столиком в обнимку с Ильей и счастливо улыбалась. Маша сложила газету и спрятала ее в сумку.

Когда Илья пришел домой и уселся ужинать, она положила газету рядом с его тарелкой.

– У нас новые правила? – подмигнул он. – А почему газета не по утрам, а по вечерам?

– Я хотела обсудить это за ужином.

Она со злостью плюхнула в его тарелку огромный бифштекс, брызнуло масло. Илья довольно потер руки:

– Голоден, как волк! Что обсудить-то? – и с аппетитом принялся за бифштекс.

– Может, ты мне сам расскажешь? О своих похождениях?

– Ах, это… Я вчера познакомился с чудесной девушкой… У-у-у… Вкусно! – сказал он с набитым ртом.

– А то, что ей всего шестнадцать, тебя не смущает? И разве ты вчера с ней познакомился?

– А когда?

– Тебе виднее.

– Это что, ревность?

– Мне неприятно, когда о твоих похождениях пишут во всех газетах!

– Какая же ты глупая, – ласково сказал он. – Об этом все равно будут писать. Даже если ничего нет. Все равно будут.

– Но если не давать повода…

– Я, кстати, хотел вас познакомить.

– С кем? – удивилась Маша.

– С этой девушкой. С Женей. С Евгенией Владимировной, если быть точнее. Чудесная девушка! И совсем не похожа на своего отца! Она хочет приехать в больницу к сестре.

– Постой… Так это…

– Наши двадцать пять процентов. Ну? Ты довольна?

– Как… Как тебе это удалось?

– Просто она хорошая. Учится в школе, в одиннадцатом классе, хотя и ходит по злачным местам, алкогольных напитков не употребляет и даже не курит. Серьезная девушка. Хочет поступать в Высшую школу экономики.

– Ты – молодец! – с чувством сказала она. – Но нам все равно придется брать согласие у ее родителей, потому что она несовершеннолетняя. Поэтому сначала узнаем, не подходит ли Соне в качестве донора отец?

– Само собой. Но на Женю можешь рассчитывать.

– А желтая пресса, значит, идет по ложному следу, – задумчиво сказала Маша.

– Пусть себе развлекается!

…История получила продолжение на следующий день. Она была в больнице, у Сони, когда раздался телефонный звонок. Номер, высветившийся на дисплее, ей был незнаком.

– Здравствуйте, – услышала она в трубке. – Это Женя.

– Женя? Какая Женя?

– Сонина сестра. Ой, я так обрадовалась, когда узнала! А какая она?

– Кто?

– Соня?

– Соня? Ну, как тебе сказать… – Маша слегка растерялась. – Сейчас она болеет.

– А можно я приеду?

– Куда?

– В больницу! Вы сейчас там?

– Да. Я там. То есть тут, – она все еще не могла взять верный тон.

– Мне дал ваш телефон Илья. Правда, он классный?

– Да.

– А где эта больница?

– Ты на машине поедешь?

– Ага. Мы с подружкой! Такси поймаем!

– А родители тебя отпустят?

– Папа на работе, а мама на маникюр поехала! Это на весь день!

– Но все равно им надо сказать.

– Не надо. Я уже взрослая. Мне шестнадцать! Она говорила, как ребенок, и Маша невольно улыбнулась. Потом назвала адрес клиники.

– Если мы заблудимся, я вам позвоню! – весело сказала Женя.

Они встретились у дверей. Маша ее сразу узнала по фотографиям в газете, хотя сначала увидела подружку. Рослую темнокожую девицу с пирсингом в ушах, носу и даже на нижней губе, с шапкой курчавых волос, не заметить было невозможно!

– Это Жанна! – представила ее дочь Владимира Васильевича. – А я – Женя!

– Маша. Сонина мама.

– Классно!

Жанна посмотрела на нее полусонным взглядом, и вяло улыбнулась.

– А это больница? – спросила энергичная Женя.

– Да. Клиника гематологии.

– А Соня в какой палате лежит? К ней можно?

– Да. Сейчас можно. Только надо надеть халаты, – строго сказала Маша.

– Мы наденем! Жанка, идем! Чего застыла?

Темнокожую девицу с пирсингом Соня восприняла как развлечение. Подумала, наверное, что из цирка выписали специально для нее! Жанна не обижалась на то, что ее так разглядывают, улыбалась своей вялой, полусонной улыбкой, и то и дело, трогала кончиком языка, кольцо в пухлой нижней губе, словно дразнила. Соня в ответ тоже улыбалась и показывала ей язык. И Маша невольно улыбалась.

Женя же, как живчик, обежала палату, потом высунулась в коридор, подергала за все ручки, открыла кран с водой, зачем-то потрогала и ее. Потом спросила:

– А когда можно сдать кровь? Сейчас можно?

– Кровь?

– Ну да! Я прочитала, что родители не подходят, подходят сестры.

– Где прочитала?

– В Инете!

– Она вчера весь день читала, – подтвердила Жанна и тронула языком кольцо в нижней губе.

– Давай не будем спешить, – осторожно сказала Маша. Все-таки она имела дело с девочкой-подростком, ее порыв, конечно, замечателен, но что скажут родители?

– А мы никому не скажем! – сразу нашлась Женя.

– Нет, так нельзя.

– Почему?

– Потому что нельзя.

– А, правда, мы с Соней похожи?

Маша посмотрела на одну, потом на другую. Ни малейшего сходства! Может это из-за Сониной бледности, из-за болезни? Лицо у дочери измученное, лечение в клинике ее изматывает. И ведь это только начало!

– Да. Вы похожи, – сказала она Жене.

– А чем мы можем помочь? – спросила та. – Сейчас?

– Да пока ничем. Вот когда начнется период реабилитации…

– Вы только скажите! – обрадовалась Женя. – Мы с Жанкой мигом приедем! Правда, Жанка? И денег достанем, если надо!

Та кивнула и тронула указательным пальцем проколотый нос, словно проверяя, все ли украшения на месте? Маша с удивлением смотрела на обеих. Так вот они какие, рублевские дети! Именно дети! Их невозможно ничем удивить, кроме огромного горя, которое они вдруг увидели, выбравшись из-за высокого забора, окружающего сказку. Они воспринимают это как развлечение, но помощь предлагают искренне.

– Спасибо тебе, – улыбнулась она Жене.

– Да я еще ничего не сделала!

– А что тебе купить? – вдруг спросила Жанна, обращаясь к Соне.

– Спасибо, у меня все есть, – по-взрослому ответила та. – Вот только собаки нет…

– Соня! – строго сказала Маша. – Перестань!

– А какую ты хочешь? – спросила Жанна.

– Ей нельзя сейчас собаку. После трансплантации все должно быть стерильно, никаких микробов. Соня будет жить в боксе, а собаку получит, когда поправится.

– Я обязательно поправлюсь! – горячо сказала Соня.

– Я тоже люблю собак, – мечтательно улыбнулась Жанна. – У моей мамы три. Три собачки. Они такие смешные! Особенно когда им выщипывают шерсть! Голые, представляешь?

– А твоя мама – негр?

– Соня!

– Она мулатка, – с улыбкой ответила темнокожая девочка. – И я мулатка.

В палату вошла Надя. Оглядела странную компанию и заметила:

– У тебя сегодня много гостей, Соня.

– Это моя сестра! – с гордостью ответила та. Маша невольно улыбнулась.

– Она знает? – удивилась Надя и посмотрела на нее.

– Ей Илья сказал. То есть, сначала Жене. Женя, а твоя мама знает?

– Нет. А зачем ей?

– Да, наверное, не надо ее расстраивать.

– Да ей все равно. Они с папой плохо живут.

– Зачем ты так говоришь?

– У нас мало кто хорошо живет, – кивнула кудрявой головой Жанна. – К нам папа почти не приезжает. У него другая семья. У меня тоже есть сестра. И брат.

– Девочки, вам пора прощаться, – строго сказала Надя. – Соне пришло время делать процедуры. И ты, Маша, иди.

– Можно я останусь? В коридоре посижу.

– Зачем ты себя так изводишь? – вздохнула Надя. – Я же с Соней.

– Я ей тоже нужна.

– Все нужны.

– И сестра! – закричала Соня. – Сестра мне тоже нужна! Почему я одна? Мам, ну почему?!

– Я думаю, мы все исправим, – серьезно сказала Маша.

– Я буду к тебе приезжать, – пообещала Женя.

– А я привезу тебе собаку, – сказала ее темнокожая подружка. – Когда будет можно.

Соня заметно повеселела. Маша готова была расцеловать этих девочек! Время идет, они живут с Сониной болезнью, постепенно обрастая людьми, которым это не безразлично. Эти люди как-то сами находятся, значит, и помощь придет, когда для нее придет время.

Просто надо ждать и надеяться.

Маша приехала в клинику к восьми утра. Она все еще ждала обмана. Он не приедет и найдет для этого тысячу причин, и ей придется все начинать сначала.

Илья с самого утра убежал на съемки, наказав ей позвонить в случае чего. Она молилась, чтобы этого не случилось.

Владимир Васильевич приехал в пять минут девятого. Пять минут она места себе не находила и уже достала телефон, чтобы кому-то звонить, куда-то бежать. Потом вышла на крыльцо и увидела знакомую машину из породы кошачьих. Та подкралась к самым ступенькам и замерла, желтые глаза погасли. Из машины вышел Владимир Васильевич. Лицо у него было хмурое, и, несмотря на пасмурный зимний день, он был в темных очках. Видимо, синяк под глазом еще не прошел.