Любовь, похожая на смерть - Троицкий Андрей

Солод перестал давать деньги жене. Ее новый избранник сидел на мели, отцовские подачки Алла принимать не хотела. Тогда она попросила отца организовать Максиму Карлову гастроли в Америке. А дальше все известно. Возлюбленный Аллы погиб при загадочных обстоятельствах в Центральном парке Нью-Йорка. Женщину, внешне похожую на жену Солода, нашли мертвой возле ветеринарной академии в Москве, а затем кремировали. Солод превратился в скорбящего вдовца, готового демонстрировать глубину своего горя всем желающим. Он не просто скорбит, он проявляет стойкость и твердость характера, не склоняет голову перед жестокими ударами судьбы. И тем заслуживает уважения в глазах окружающих. Словом, к своим талантам бизнесмена он еще и хороший артист.

– Твое предложение? – Полозов утонул в облаке дыма.

– Я пытаюсь доказать, что Алла жива, а не мертва, – ответил Радченко. – По закону это можно сделать, собрав письменные свидетельства трех друзей или родственников Носковой. Отец Аллы и ее приятели в Штатах не подходят – они не граждане России. Адвокаты Солода подадут кассацию с просьбой признать собранные у иностранных граждан документы недействительными. И своего добьются.

– Такие люди есть?

– Мы с Аллой составили список. В общей сложности набралось тридцать восемь человек, которых она знает долгое время. За четыре прошлых дня мы обошли двадцать девять человек. Все они отказались помочь. Все до единого. Люди Солода встретились с потенциальными свидетелями раньше нас. И, видимо, это были запоминающиеся, яркие встречи…

– Ну, и куда кинуться, с чего начать?

– Лучший вариант – Алла уезжает из страны, – сказал Радченко. – Если же решит остаться… Мы, конечно, сможем защитить ее какое-то время. Но рано или поздно Аллу убьют. Солод настроен серьезно. Его не остановит и то, что бывшая жена беременна.

– Да, отъезд Аллы – лучший выход, – кивнул Полозов.

– Но она не хочет уезжать, – сказал Радченко. – Ни при каких обстоятельствах. Она сказала, что будет драться до конца. С нашей помощью или без нее, но она будет драться. Глупо звучит, я понимаю. То есть глупо драться, когда нет почти никаких шансов…

– Не так уж глупо, – Полозов выпустил облако дыма. – Может, эта девчонка докажет нам, мужчинам, что на свете существует такое забытое понятие, как человеческое достоинство и честь.

Полозов редко пользовался высоким штилем в устной речи, наблюдать за ним со стороны было забавно.

* * *

К вечеру пошел дождь, а у Леонида Солода, как часто бывало в такую погоду, разболелась голова. Он сидел в огромном парадном кабинете за массивным столом из красного дерева и, чтобы чем-то себя занять, перебирал никчемные бумажки. Он наложил резолюцию «согласен» на три документа, на трех бумажках написал «не согласен». Отодвинул папку в сторону. Открыл левую тумбу стола – в ней помещался небольшой холодильник с напитками. Налил в стакан водки на три пальца, плеснул сока и размешал коктейль золотой ручкой «Монблан». Вкус приятный. Положил в рот таблетку обезболивающего и опустошил стакан. Еще некоторое время он пытался работать, но на самом деле, хоть и не хотелось признаваться в этом, ждал телефонного звонка бывшей жены. Ультиматум истекает завтра в три часа дня. Значит, еще есть время набрать номер, сказать несколько слов, а потом… Что случится «потом», Солод не знал.

Он представлял себе Аллу с распухшими от слез щеками, с размазанной по лицу помадой и растрепанными волосами. Она ползала на коленях, подбиралась ближе к мужу, чтобы крепко обхватить его ноги и больше не отпускать. Картина показалась такой явственной, сладостной, что Солод позволил себе что-то похожее на улыбку. Интересно: если жена вернется, сможет ли он ее простить? Ответа на этот вопрос он не знал. Но ответа и не требовалось, потому что Алла назад не вернется. Даже если будет с голоду подыхать в канаве, не попросит у бывшего мужа кусок хлеба. Такая натура. Упрямая и подлая.

Что ж, он проявил великодушие, дал ей то, чего заслуживает каждый поверженный противник, – шанс спасти свою шкуру. Солод поставил закорючку под еще одним письмом и принюхался. Показалось – из камина, устроенного в дальнем углу кабинета, тянет гарью. Солод поднялся, прошелся до камина и вернулся. Огонь никто не разводил, в пепельнице нет окурков. Но этот странный запах гари, смешанный с другим сладковатым отвратительным запахом, по-прежнему витает в воздухе. Он понюхал свои ладони и пальцы, уловив запах французского мыла и увлажняющего крема. Прижал нос к плечу: и рубаха ничем таким не пахнет.