Enigma - Харрис Роберт

Входная дверь распахнута.

Одним махом он одолел последние шесть ступенек и выбежал наружу. Как раз вовремя, чтобы увидеть хвостовой огонек велосипеда, свернувшего с дорожки на тропу и исчезнувшего в темноте.

Он бросился следом, но через два десятка шагов отказался от этой затеи. Велосипедиста ему не догнать.

Мороз усиливался. Земля во всех направлениях светилась тускло-голубым сиянием. К небу, будто кровеносные сосуды, поднимались ветви оголенных деревьев. На мерцающем льду отпечатались следы велосипедных шин: входной и выходящий. Он прошел по ним до двери. Здесь они заканчивались четкими отпечатками ног.

Четкие и крупные следы — мужские…

Дрожа от холода в рубашке с засученными рукавами, Джерихо постоял с полминуты, вглядываясь в следы. В ближайшей рощице кричала сова, издавая звуки, похожие на морзянку: тире-тире-тире-точка, тире-тире-тире-точка.

Он поспешил в дом.

Поднявшись наверх, свернул перехваты в тугой рулон. Прорвал зубами дырку в подкладке пальто и запихал туда депеши. Потом быстро привернул доску и расстелил ковер. Надел пиджак и пальто, везде выключил свет, запер дверь и положил ключ на место.

Его велосипед оставил на инее третий след.

Не доезжая тропинки, он остановился и оглянулся на темный силуэт домика, испытывая острое ощущение — глупо, подумал про себя, — что за ним следят. Огляделся вокруг. Порывом ветра качнуло деревья, рядом в терновнике зазвенели обледеневшие ветки.

Дрожа от холода, Джерихо взобрался на велосипед и направил его под гору, на юг, навстречу висевшим в ночном небе над Блетчли-Парком Ориону, Проциону и, похожему на нож, созвездию Гидры.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОЦЕЛУЙ

1

Непонятно, от чего он просыпается — то ли слабый звук, то ли легкое движение воздуха вытаскивают его на поверхность из глубин сна.

Сначала его затемненная комната кажется вполне обычной — знакомый угольно-черный брус дубовой потолочной балки, гладкие серые поверхности стен и потолка, — но потом он замечает слабый свет у подножья кровати.

— Клэр? — зовет он, опираясь на локоть. — Дорогая?

— Все нормально, милый. Спи.

— Что ты там делаешь?

— Роюсь в твоих вещах.

— Ты… что?

Он шарит рукой по прикроватному столику. Включает лампу. На будильнике половина четвертого.

— Так-то лучше, — говорит она и выключает свой фонарик. — Никакого от него толку.

Она занята именно тем, о чем говорит. Стоя на коленях нагишом, если не считать ночной сорочки, она шарит в его бумажнике. Достает пару фунтовых банкнот, выворачивает бумажник наизнанку и трясет. Спрашивает:

— Никаких фотографий?

— Ты мне ни одной не дарила.

— Том Джерихо, — смеется она, убирая деньги в бумажник, — заявляю, что ты почти чист.

Она проверяет карманы пиджака, брюк, потом переползает на коленях к его комоду. Он наблюдает за ней, заложив руки за голову и откинувшись на железную спинку кровати. Они спят вместе всего второй раз — через неделю после первого, — по ее настоянию не у нее дома, а в его комнате, прокравшись через темный бар гостиницы и по скрипучей лестнице. Комната Джерихо расположена далеко от остальных помещений, поэтому нет опасности, что их услышат. Она берет по порядку аккуратно разложенные на комоде книги, переворачивает, листает страницы.

Находит ли он во всем этом что-либо странное? Нет, не находит. Ему это просто кажется забавным, лестным, даже… еще большей близостью, продолжением всего, частью сна наяву, которым стала егожизнь, диктуемая этим сном. К тому же у него нет от нее секретов… или, по крайней мере, он думает, что нет. Она находит работу Тьюринга и внимательно ее изучает.

— А что такое на практике вычислимые числа применительно к Entscheidungsproblem?

Он с удивлением отмечает ее безупречное немецкое произношение.

— Теоретически это машина, способная производить бесконечное множество цифровых операций. Это служит подтверждением исходных позиций Гильберта и отрицанием взглядов Годела. Иди ко мне, дорогая.