Госпожа страсти, или В аду развод не принят - Крамер Марина

– Ну, ты доволен?

– Пока нет, но уверен, что очень скоро буду...

– Даже не сомневайся! – заверила она, беря его под руку. – О, дорогой, а ведь завтра весь город будет говорить о том, что у Коваль новый любовник! Смотри, какой фурор! – и показала ему на трех хорошо одетых дамочек, сидящих за столиком кафе напротив дома, где жил Егор.

Они наблюдали за происходящим в огромное окно, и на обращенных в Маринину сторону лицах красовались искренний интерес и ехидные улыбки. Одна из них была женой прокурора и Марину знала прекрасно, а уж язык у нее...

– Тебя это задевает?

– Меня?! – удивилась Коваль совершенно искренне. – Ты спятил, родной! Конечно, нет!

– Тогда идем предаваться разврату?

– Легко!

Малыш захохотал, подхватил ее на руки и понес в подъезд, на ходу целуя в вырез черной блузки под распахнутой курткой.

Педантичный Егор, превыше всего на свете ценивший комфорт и удобство, и новую квартиру обустроил по высшему разряду. Денег сюда было вложено немало, Марина сразу отметила и испанский кафель на полу в коридоре, и панели из пробкового дерева, и бамбуковые занавеси вместо двери в просторной гостиной. Мебель тоже соответствовала.

Особенно же Коваль приглянулся кабинет, решенный почему-то в изумрудно-зеленых тонах. Массивный старинный стол, удобное кресло, на столе – бронзовая пепельница, обрезалка для сигар, какие-то бумаги аккуратной стопкой, «Паркер» на подставке – все на своих местах, как обычно. Марина слегка улыбнулась – Егор не изменял своим привычкам, его правильность, «мажорность», как это называл Хохол, сквозила во всем. Его не было дома столько времени, а везде порядок почти больничный...

В спальне ее поразила огромная кровать, застеленная светлым покрывалом, расшитым черными иероглифами, – явно ручная работа, на заказ. За годы, проведенные рядом с Коваль, Малыш успел перенять кое-что и у нее – например, любовь и страсть к Японии. На стене напротив кровати были укреплены три свитка с начертанными черной тушью иероглифами. Марина подошла ближе – «судьба», «мудрость», «любовь». Она обернулась к остановившемуся в дверях комнаты мужу:

– Что это?

– Смысл жизни, детка, – улыбнулся он. – Нравится?

– Да. Где ты это добыл?

– Йоши привез.

– Так ты и повара моего обработал? Шустро! – оценила она, приближаясь к мужу и обнимая его за шею.

– Ты ведь знаешь – мне важно и интересно все, что связано с тобой. Может, мы не станем обсуждать убранство моей спальни, а? – предложил Егор, целуя ее и подталкивая к кровати.

– Ну разумеется!

...Едва открыв глаза через несколько часов, Марина посмотрела на сидящего рядом Егора и протянула к нему руки:

– Иди сюда, родной, я соскучилась...

– Ну, ты даешь, Коваль! Соскучилась она! – фыркнул со смеху Егор, однако лег рядом, обняв одной рукой. – Я только что был с тобой, если ты вдруг не заметила!

– Мне мало.

– А дома не потеряют? – ехидно улыбнулся он, поглаживая кончиками пальцев ее лицо.

– Перестань, Егор. Если захочу, вообще у тебя останусь.

– А если я не захочу? – игриво поинтересовался он, щелкнув ее по носу.

– Все равно останусь, – захохотала она, ложась на него сверху и покрывая лицо поцелуями. – Ты ведь не сможешь меня вышвырнуть, ты никогда этого не мог...

– Да, любимая, ты совершенно права – я никогда не мог отказаться от тебя, особенно когда ты сама предлагала... Оставайся, детка, ведь ты имеешь на это полное право – мы женаты, я люблю тебя, моя родная, хочу, чтобы ты была со мной... – Говоря это, Егор не забывал ни на секунду, что она лежит на нем совершенно голая, и ее грудь весьма недвусмысленно прижимается к его. – Ты останешься?

– Не могу, – со вздохом призналась Коваль, – хотя очень хочу, поверь, очень... Давай в другой раз?

Он замолчал, глядя поверх ее головы, и она поняла, о чем он думает. Взяв в ладони его лицо и заглянув в глаза, Марина тихо и серьезно произнесла:

– Егор, не надо... этого не будет, я не лягу к нему в постель после того, как была с тобой... Я просто не могу, так нельзя...

– Кто бы говорил о том, что можно, а что нельзя, только не ты, Коваль! У тебя никогда не было тормозов, если ты захотела чего-то, то непременно получала, будь то деньги, бизнес, мужики...

– Ты что?! О чем ты говоришь сейчас, Егор, послушай себя! – взмолилась она, обиженная его словами. – Какие мужики?!

– Обыкновенные, Коваль, – в брюках. Но ты очень быстро это исправляла...

– Егор, Егор, опомнись – что ты говоришь? Это ведь неправда, неправда... Неужели ты думаешь, что я прыгаю из койки в койку, как... как...

– Перестань, детка, я же не обвиняю тебя ни в чем и никогда этого не делал, – он прижал ее к себе, не давая вырваться. – Я действительно тебя люблю, ты же это сама прекрасно знаешь, но мне невыносимо знать, что еще кто-то прикасается к тебе, трогает тебя, ласкает... Мне очень больно от этого, разве ты не понимаешь такой элементарной вещи, Коваль? Посуди сама – ты отдаешься Хохлу, и я, зная это, должен терпеть и молчать вместо того, чтобы набить ему морду и расставить все по местам. Но я не делаю этого просто потому, что ты не хотела бы. Я все жду, когда же наконец ты сама поймешь это и сделаешь какие-то выводы, но нет! Ты продолжаешь свои игры, не замечая ничего и никого – ведь ты мучаешь нас обоих, я уверен, что Хохол сказал бы тебе то же самое. Остановись, детка моя, посмотри вокруг – ведь так ты можешь остаться одна.

– Ты заставляешь меня делать выбор, от которого я столько времени пыталась отвертеться. – Марина уткнулась лицом в его грудь, понимая, что он совершенно прав сейчас – она должна прекратить. – Егор, а если я действительно решу остаться одна?

– Ты не сможешь.

– Напрасно ты так думаешь – я долгое время жила одна, у меня была только собака, и никого больше.

– Детка, тогда ты была на много лет моложе, – поглаживая ее по волосам, сказал Егор. – Зачем ты опять доводишь ситуацию до абсурда? Ты ведь сама загоняешь себя в угол – как можно выбирать между мужем и любовником? Я не задумался бы.

– А я вот думаю. Не обижайся, Егор, но в последнее время мне стало тяжело доверять тебе, особенно после твоего исчезновения. Ты никогда не был на кладбище? – неожиданно спросила она, заглянув в его глаза, и, когда он отрицательно покачал головой, резко поднялась и велела: – Одевайся, поедем!

– Зачем? – не понял Малыш, и Марина, повернувшись к нему, объяснила негромко:

– А я покажу тебе, где похоронила своего мужа – не тебя, а того, кто действительно был моим мужем, моим Егором.

Он подчинился, позвонил консьержу, попросив вывести из подземного гаража машину, оделся и помог Марине – всегда любил одевать и раздевать жену.

У подъезда стояла серебристая «Ауди», Егор сам сел за руль и вопросительно посмотрел на Коваль:

– Что ты замерла? Садись, детка, ведь хотела прокатиться.

Но она почему-то медлила, стояла у открытой дверки и курила, никак не решаясь сесть внутрь.

– У тебя был «мерин», – почти автоматически заметила она, выбрасывая окурок.

– Был. Но «Ауди» привычнее. Маринка, да что с тобой? – удивленно спросил муж. – Передумала?

Она не передумала, нет, просто очень тяжело было снова оказаться на кладбище, там, где провела довольно много времени, сидя на могиле, которая оказалась пустой. Наконец Марина сумела справиться с собой и села на заднее сиденье, поймав недоуменный взгляд Егора.

– Извини, я привыкла ездить сзади, если не сама за рулем, – виновато проговорила она, глядя в зеркало заднего вида.

– Не доверяешь? – усмехнулся он. – Боишься, что разобью?

– Что за глупости! Я не боюсь разбиться, особенно если с тобой вместе. Знаешь, я долгое время корила себя за то, что не поехала с тобой в тот день. Мне казалось, что так было бы логичнее – мы разбились бы вместе, и мне не пришлось бы пережить тебя.

Ее слова достигли цели – Егор закусил губу, руки на руле сжались так, что побелели костяшки. Марина не собиралась его уязвить своим высказыванием, просто хотела, чтобы он не думал, что в его отсутствие она вела легкую и беззаботную жизнь, меняя любовников, как он, оказывается, считал.

Показалось кладбище, и Коваль тяжело вздохнула – опять пытка, но теперь она хотя бы не одна – Егор с ней, пусть полюбуется, как замечательно жена его похоронила. Прихватив в павильончике шесть белых роз, Марина пошла по дорожке к могиле, не ответив на вопрос Малыша:

– Детка, зачем?.. – Так привыкла, с этими цветами ее всегда видел сторож, и если сейчас она появится без них, то Иваныч задумается, а оно разве надо?

Вот и знакомая черная мраморная плита с одной-единственной датой... Коваль по привычке села на скамейку, положила цветы, обломав предварительно стебли, и уставилась в одну точку. Егор, не отрываясь, смотрел на памятник, и его лицо становилось чужим, каменным. Он медленно опустился на колени перед Мариной, взял ее замерзшие уже руки в свои, прижался к ним лицом:

– Детка моя, девочка моя родная, прости... Я сволочь и скотина, я не подумал о том, как ты будешь жить с этим... прости меня, любимая моя, счастье мое...