Ла Брава - Леонард Элмор

— Он вам угрожал? Объяснял, что будет, если вы откажетесь платить?

— Лучше сядьте. Вы хотите, чтобы я дословно повторил вам, что он сказал?

В разговор вмешалась миссис Фиск:

— Мы не можем доказать, что он вообще что-то говорил. Полицейский сказал, только если и в других местах он делал то же самое и они это подтвердят, тогда — может быть…

— Повторите, что он вам сказал, мистер Фиск.

— Он предлагал мне сделку, гарантированную защиту за пятьсот долларов в год. Я спросил: защиту от чего? Что может случиться с моей гостиницей? Он говорит: «Ну, например…» Подходит к двери, выглядывает наружу и говорит буквально: «Кто-нибудь может повадиться каждый вечер гадить в ваш бассейн». Слушайте, не перебивайте. И еще он говорит: «Вам это будет не очень-то приятно, верно?» Нет, он не грозился разбить мне все окна или бросить бомбу и разнести все вдребезги, как они обычно делают. Он даже не станет ломать мне ноги. Нет, этот здоровенный блондин, этот сукин сын будет гадить в мой бассейн!

Ла Брава только головой покачал. Поразмыслив, он попросил хозяина:

— Вы не могли бы выйти на улицу, мистер Фиск? Большое спасибо. Придвиньтесь поближе к бассейну. Ага, вот так. А теперь посмотрите на меня эдак сердито, разочарованно, как вы сейчас смотрели. Очень хорошо.

— И тут является еще один коп, — проворчал мистер Фиск, — и что же он делает? Он меня фотографирует. Куда катится мир?!

Ла Брава отказался от ужина с Джин и Морисом и провел вечер в темной комнате, глядя, как проступает в ванночке с проявителем лицо Ноблеса, и потирая руки— снимки вышли четкими, лицо в фокусе. Ему особенно нравились те снимки, где на переднем плане ощущалось движение, виднелся смазанный автомобиль, контрастирующий с уверенным, мальчишеским, таким в высшей степени американским обликом Ноблеса. Первый парень на деревне— золотистые волосы, зубочистка, слегка покачивающиеся плечи, обтянутые серебристой курткой. Ну и сволочь!

Почему эти парни так уверены в себе, хотя сами знать ничего не знают? Да он прочел в жизни хоть одну книгу?

Развесив фотографии просыхать, Ла Брава ушел в номер к Джин Шоу, и следующие два с половиной часа они провели вместе.

Речь зашла о Ноблесе, он рассказал ей, чем нынче занят блондин, и пообещал утром показать снимки, доказательства. Актриса слушала, как зачарованная, она уселась на диване так, чтобы смотреть ему прямо в лицо, задавала вопросы, интересовалась всеми деталями, впитывала их в себя. Да, это просто потрясающе— она так и сказала, — что он умеет следовать за человеком по пятам, фотографировать его за тайными делишками, а тот даже ничего не замечает. Она задавала вопросы и о Секретной службе и слушала его, пока…

Пока не вспомнила, что в одном из ее фильмов побочный сюжет был связан с фальшивыми деньгам, и тут разговор свернул на кино, она рассказала Ла Браве, что ее больше всего отвращало в работе киноактрисы: когда снимались кадры во весь экран, лицом к лицу с кем-нибудь из мужчин, ей часто становилось дурно. Только на съемочной площадке людям приходится разговаривать, стоя друг к друг вплотную, и если у партнера воняет изо рта или перегар после ночной попойки… А они тем временем сидели на софе, склоняясь друг к другу все ближе, ближе и ближе, и это было прекрасно, они оба знали, что их дыхание свежо, от них приятно пахнет, с легчайшей примесью естественного аромата возбуждения, и Ла Брава почувствовал, что он вновь готов к восхитительному приключению, и, быть может, на этот раз он сумеет раствориться в нем. Он сказал Джин, что хотел бы посмотреть вместе с ней какой-нибудь из ее фильмов. Она пообещала привезти кассету: на следующий день она собирается домой за своей одеждой и заодно прихватит кассету. Ла Брава сказал, что охотно отвезет ее, поглядит, где она живет.

— Проведи со мной ночь, — попросила она. — Эту ночь.

Это его тронуло.

Печально поглядев на него, она прибавила:

— Ты мне нужен, Джо.

И это уже не так сильно тронуло его, потому что опять-таки прозвучало знакомо, и Ла Брава вынужден был напомнить себе, что нет ничего дурного в такого рода лицедействе, они же просто развлекаются. Только она чересчур старается.

— Обними меня! — попросила она.

Он повиновался, он крепко прижал ее к себе, и это было хорошо. Прежде чем стало совсем хорошо, Ла Брава успел бросить взгляд на часы.

Он уже был в своей собственной постели, когда около двух часов ночи позвонил Джонбуль Обасанжо.