Девять жизней - Лин Фрэнк

– Я знаю, что он общается с тревеллерами, – ответил я.

– Нет, – Барни понизил голос, – я совсем про других. Я говорю про ИРА. Он из республиканской семьи. Его двоюродный дед позировал для статуи Волонтера на рыночной площади в Атлоне.

– Какого волонтера? О чем ты, Барни? – Мне казалось, что он знает о Кларке гораздо больше, чем говорит. Несмотря на грубоватую наружность, Барни хитер, как стая обезьян.

– Я говорю, что он замешан в грязной политике, – произнес он на почти уже совсем невнятном английском. – Будь очень осторожен и, ради бога, не говори ему, откуда у тебя его координаты.

Мне стало жутковато. Кому, как не ирландским республиканцам, быть заинтересованными в информации, порочащей монархию?

Барни, видимо, правильно истолковал выражение моего лица.

– Ну, теперь понял? – Он хитро на меня посмотрел. – Брось это дело. Это не просто шантрапа, которая потащится за тобой из паба и поставит фингал под глазом в темной подворотне. Они не чикаются с теми, кто знает что-нибудь лишнее.

– Все равно придется ехать, – обреченно произнес я. – Я уже взял деньги за эту работу. И уже их потратил.

– Ну, тогда смотри в оба.

К «Атвуд Билдинг» я подъехал к половине шестого и застал вернувшуюся из библиотеки Делиз в несравненно лучшем расположении духа, нежели утром. Я решил не рассказывать ей о своих приключениях. История о том, как меня вышвырнули из «Альгамбры», едва ли могла вернуть мне ее благосклонность.

– Боюсь, Дейв, тебе придется возвращать деньги этой Вуд, – объявила она.

Я ожидал более приятных известий.

– Это почему?

– Потому что она никак не может быть внучкой Эдуарда Восьмого. – Делиз мило улыбнулась. Я ждал продолжения. – Он страдал орхитом, воспалением яичек. Был вполне способен вступать в контакты с женщинами – и даже отречься от престола, но оплодотворить никого не мог! – Очень довольная своей шуткой, Делиз рассмеялась. Я строго посмотрел на нее, и она продолжила объяснения: – В феврале тысяча девятьсот одиннадцатого года в Морской академии, где учились Эдуард и его брат, принц Альберт – будущий король Георг Шестой, случилась эпидемия кори и свинки.

– И что дальше?…

– Орхит – одно из осложнений, которые могут возникать после свинки. Это заболевание поражает яички и снижает способность мужчин к оплодотворению. Некоторые становятся полностью стерильными.

– Теперь понятно. – Если эта новость была достоверной, она раз и навсегда опровергала притязания Мэри Вуд. – Только радоваться совершенно нечему, Делиз. – Ее веселость меня раздражала.

– Перестань, Дейв! Неужели ты действительно поверил, будто Эдуард Восьмой плодил отпрысков в ирландских деревнях? Он же не Людовик Четырнадцатый и не Карл Второй. Никто еще не объявлял себя его потомком. И вообще, идея побочных детей королевского дома стала непопулярной еще в конце викторианской эпохи. Почти никто из европейских монархов уже не рожал детей от своих любовниц, во всяком случае, так интенсивно, как делали их предки. Если и были побочные дети, их не признавали, не давали им никаких титулов.

– Значит, если у Эдуарда Восьмого был ребенок, это могли скрыть, – заключил я с надеждой.

– Да, если не считать, что он почти наверняка не мог иметь детей.

Я с неохотой согласился. По крайней мере, «Пимпернел инвестигейшнз» разрешили одну часть загадки. Мэри Вуд – не внучка Эдуарда Восьмого. Но, с другой стороны, я никогда и не верил, что она ею является, и полученное тому подтверждение не означало, что я не должен пытаться добыть ее бумаги у Кларка.

Делиз улыбалась. Наверное, я никогда не привыкну к резким переменам ее настроения.

– Дейв, почему бы нам не поехать вечером ко мне? Мать уезжает на съезд вегетарианцев в Фолкстоун и вернется только завтра. Ты видел когда-нибудь ее медную кровать? Антикварная вещь!

– Прекрасная мысль, Делиз, только чем же плоха моя квартира? Раньше она тебя вполне устраивала.

Делиз пристально посмотрела на меня.

– Я чувствую себя там неуютно. Мне все время кажется, что я должна… соответствовать, – сказала она.

– Я не знал, – задумчиво ответил я. Она имела в виду, что мой дом не был холостяцкой квартирой, что прежде в нем жила моя жена Эленки и каждая комната напоминала о ней. Глупо, что это никогда не приходило мне в голову. Я почувствовал себя виноватым, и мы вышли из «Атвуд Билдинг», держась за руки, как двое подростков.

От денег, которые вручила мне Мэри Вуд, оставалось еще двести фунтов, и, не говоря Делиз ни слова, я отвез ее в бар «Холидей-Инн-Краун». Здесь я оказался не единственным мужчиной в обществе молоденькой женщины, некоторые официанты узнавали меня в лицо, и я почувствовал себя как дома. Мы заказали тапас – дорогую и такую острую смесь из кальмаров, тефтелей, грибов и колбасок чоризо, что я встал из-за стола еще более голодным, чем был. В половине девятого мы вышли, готовые к раннему свиданию с медной кроватью Молли Делани.