Бронзовое облако - Данилова Анна

– Расчеши волосы, пойдем в магазин и купим шампунь и все, что нужно.

Они вышли из дома и вернулись с тяжелыми пакетами, набитыми шампунями, бальзамами, кремами и продуктами. В палатке рядом с домом Женя сама догадалась купить большую упаковку стирального порошка и несколько флаконов с чистящими средствами.

– Тебе нельзя раскисать, – приговаривала Маша, вспенивая на Жениной голове шампунь и едва ли не плача от жалости к этой несчастной девочке. Женя сидела в ванне, худенькая, маленькая, обняв тонкими руками худые коленки, и молча терпела, как ее моют. – Надо взять себя в руки и для начала привести в порядок все вокруг, тогда и в голове, и в душе все придет в соответствие, понимаешь? Мне ужасно жаль, что мы раньше не встретились. Уверена, что, если бы я пришла к тебе раньше, ничего такого бы с тобой не произошло. И никакая Васильева не поселилась бы здесь со своим любовником, да и Бим не посмел бы занимать у тебя такие деньги…

– Да ведь я же сама предложила, он у меня ничего не просил, этим и подкупил… Мне было так плохо, что поначалу я даже как будто упивалась собственным горем, а когда увидела, что есть человек, которому грозит реальная опасность, то решила для себя, что помогу ему. Тем более что деньги есть. И какая от них польза, если все вокруг меня разрушилось и я сама тоже… Не знаю, как тебе это объяснить… Страх! Вот. Страх. Германа нет – и ничего нет. И никого нет. Одна пустота. И еще – слабость. Такое чувство, словно нет сил даже встать с постели, не говоря уже о том, чтобы приготовить себе еду. Я заставляла себя есть и ела что попало. В магазин тоже спуститься не могла – это же надо умываться, что-то надевать… Вот когда я работала у Бима, мне на какое-то время стало лучше, я даже водила машину, а потом меня словно подкосило…

– Да как же тут не подкосит, когда к тебе с утра пораньше вваливается эта сучка Васильева с мужиком, пытающимся тебя изнасиловать?! Да кто угодно на твоем месте подписал бы любую бумагу, уверена. Вот гады!

– Значит, Герман жив, – снова вспоминала Женя, и глаза у нее при этом оживали. Она послушно поднимала руки, позволяя Маше мыть себя шершавой губкой, сплевывала воду и то и дело сдувала с лица сползавшую с волос пену. – Да, если Сергей поехал туда с адвокатом, значит, еще не все потеряно… Но если он жив, то почему мне никто об этом не сказал? Неужели никому и в голову не пришло, что я схожу здесь с ума? Что мне плохо?

– Как ты сейчас себя чувствуешь? Ты сказала, что лежала в больнице, что у тебя случился выкидыш… – осторожно спросила Маша.

– О, это отдельная история. – Женя взмахнула рукой, и теплая мыльная вода брызнула Маше в лицо. – Извини… И эта история тоже пахнет судом. Одна я не смогу, у меня просто сил не хватит… Но эта гадина должна понести наказание. Она оперировала в пьяном виде и удалила мне матку вместе с плодом. Ты представляешь, как же она должна была набраться, чтобы перепутать миому с ребенком?!

Это было похоже на бред.

– Я приготовлю поесть, – сказала Маша, помогая закутанной в купальный халат Жене с тюрбаном из полотенца на голове выйти из ванной. Чувствовалось, что она едва стоит на ногах – так ослабела.

– Давай, что-то так есть хочется…

Маша поджарила полуфабрикаты. Ей было приятно смотреть, как Женя с аппетитом уплетает свиную отбивную и блинчики с мясом.

– Ты чаю побольше пей, а то с голодухи сейчас наешься и потом живот заболит. И фестал прими, на всякий случай. Где у тебя лекарства?

Женя быстро уснула. Наелась, успокоилась и уснула. Маша же принялась за уборку. Она понимала, что приглашать посторонних людей вроде уборщицы из агентства в эту квартиру, особенно после всего, что было, нельзя. Да и Женя не сможет взяться ни за пылесос, ни за тряпку. Маша прошлась по огромной квартире, отметила про себя, что эта квартира чем-то напоминает ее собственную (вероятно, Герман с Сергеем заказывали мебель у одного и того же поставщика, увлекающегося колониальным стилем), и для начала собрала все грязное белье и запустила стиральную машину, после чего стала усердно пылесосить. Уборка помогала ей думать: она пыталась представить себе жизнь Жени и Германа, их отношения и довольно скоро поняла, что же именно так подкосило Женю, словно вещи, которые окружали ее, рассказали ей что-то важное о жизни хозяев. Скорее всего, она настолько сильно любила его и так привязалась к мужу, а значит, и попала под его влияние, что его исчезновение, которое она приняла за его смерть, было воспринято ею как смерть собственная. Именно! Она находилась в шаге от собственной смерти: разлука с Германом и охватившее ее отчаяние привели ее уже к самой грани…. Иначе она не стала бы пускать в дом посторонних людей и разбрасываться такими большими деньгами. И ей было бы совершенно небезразлично ее будущее, которое она обеспечила бы себе за счет как раз этих денег. А так получалось, что все после смерти Германа потеряло смысл.