Белый пиар - Литвиновы Анна и Сергей

– Ты не знаешь, где находится Юлия? – вдруг тихо и вкрадчиво спросил Хилый Босс.

– Не знаю. – Она собрала всю твердость.

– Дома у нее ты никогда не была… – задумчиво произнес Дубов, не сводя с Жени глаз.

– Нет, не была. – Она выдержала его взгляд.

– Вчера к ней – не заезжала? – Дубов, кажется, над ней издевался.

Женя решила перейти в наступление. В ее положении – либо пан, либо пропал. Если Хилый Босс знает о ее визите к Юле, тогда ей уже ничто не поможет, отпирайся не отпирайся. А если он только подозревает, тогда нужно защищаться. Не сдаваться без борьбы!

Чертова Юлька, зачем я только к ней поперлась!

Женя вскочила со своего кресла. Ее глаза гневно сверкали. Она громко, на грани истерики, воскликнула:

– Да что вы все ко мне пристали?! Не знаю я, где Юля! И допросов ваших не потерплю! Дурдом какой-то, а не работа!

Она на секунду замолчала.

Дубов ледяным тоном попросил:

– Продолжай, Марченко!

– Я не позволю, чтобы со мной так обращались! С меня хватит! Сначала этот Коля, теперь вы! Я не желаю работать в такой обстановке. И вообще – я увольняюсь.

Она с вызовом посмотрела на него.

– Хорошо подумала? – угрожающе спросил босс.

– Хорошо. С какого числа писать заявление? – Женя была довольна, что ее голос не дрожит.

– С сегодняшнего, – отрезал Дубов и вышел из кабинета.

Женя, ошеломленная, опустилась в кресло. Кажется, все? Вот все и закончилось? Она – свободна? Сейчас она заберет трудовую и больше никогда не увидит ненавистный «Глобус»?

Или – все-таки нет? Просто так ее не отпустят…

Внезапно заломило в висках. Женя встряхнула головой. Затылок отяжелел, перед глазами поплыли желтые мушки, в ушах зазвенело.

«Что такое со мной? – отрешенно подумала она. – С чего это башка так разболелась?»

Женя осторожно встала. Стены кабинета на секунду поплыли. Голова разрывалась.

«Нужно что-то выпить… Корвалол? Анальгин? Спазмалгон?»

Женя сделала осторожный шажок. Он отдался в голове стремительной болью.

«Кофе. Мне нужен кофе!»

Женя выглянула из кабинета. Жужжание принтера, гул голосов, звонки телефонов обволокли ее болезненным туманом. Мысли путались. «Попрошу Юлю сделать мне кофе!.. Хотя какой кофе – Юли нет… А до столовки я не дойду…»

Она вернулась в кабинет, упала в кресло, обхватила голову руками…

Без двадцати двенадцать Кева подъехал в тот двор на улице Королева, где проживала «бабушка» – то есть подозреваемая Юлия.

Сегодняшняя пара наблюдателей теснилась в темно-синей «девяносто девятой» с тонированными стеклами.

Кева остановил «мерс» метрах в двадцати от «девятины».

Прошелся по свежему снежку. Открыл заднюю дверь «девятки», уселся на сиденье. Впереди возвышались два бритых затылка. У одной головы в ухе торчал наушник. В машине было накурено. Среди крепкого сигаретного духа Кева уловил слабый аромат «ганджи» – марихуаны.

– Кайфуете, следопыты? – спросил Кева голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Все путем, – отозвался один из бритых. Полуобернулся, осклабился: – Тихо, спокойно.

– Давно – «тихо, спокойно»? – иронически поинтересовался Кева.

– Чего? – крякнул второй охранник.

– Давно козу пасете? – с глухим раздражением спросил Кева.

– С шести утра, – покорно отрапортовал бритый.

– А ее саму слышали, семафоры? – столь же иронически осведомился он.

– Кого, бабулю?

Оба стремщика давно поняли, куда клонит Кева, но валяли дурку: делали вид, что они тут ни при чем, дело их – маленькое и хата их с краю.

– Слышали вы ее, говорю? С шести часов-то? – таким же спокойным голосом уточнил Кева. – Пердела она? Ссала? Дрочила? Подмывалась?

Тот, что был с наушником, виновато пожал кожаным плечом.

– Вроде нет. Дышит тихо.

– А ну дай. – Кева протянул руку. Первый бритый быстро и виновато вынул наушник, протянул на заднее сиденье боссу. Кева вложил его в левое ухо.

«…Продолжается визит президента России в Южную Корею, – донесся до него хорошо поставленный телевизионный голос. – Сегодня президент дал завтрак в честь южнокорейских бизнесменов. На деловом завтраке присутствовало около ста пятидесяти местных предпринимателей. Меню завтрака включало в себя жареного тунца с грибами под суфле из икры, суп с мясом краба, выдержанным в укропе…»

Ни единого звука, свидетельствующего о присутствии человека в квартире, до Кевы не доносилось.

Он выдрал наушник из уха, протянул его первому.

– Давай-давай, – похлопал его по плечу. – Слушай, просвещайся. Потом нам политинформацию прочтешь. А ты, – он ткнул кулаком в плечо второму, – пошли со мной.

Через три минуты Кева с бритым напарником звонили в квартиру Юли.

Как и следовало ожидать, им никто не открыл.

Дверь в квартиру девки оказалась обычной, не стальной. Крытая драным дерматином. Замок тоже обыкновенный, английский.

Кева достал из внутреннего кармана куртки гарнитур[29]. Знаком приказал напарнику отойти к лестнице, посматривать. Подобрал подходящую отмычку, всунул в замочную скважину. Непринужденно, словно родным ключом, отомкнул дверь. Махнул напарнику – они вошли. Затворили дверь.

Чувствовалось, что в квартире – пусто. Только звучал-надрывался телевизор: «…Премьер-министр заявил, что Россия очень заинтересована в итальянских инвестициях…»

Кева бросил напарнику:

– Стой у двери.

Сам прошел в комнату.

На комоде полыхает, разговаривает телевизор. Дверца платяного шкафа распахнута. На диване валяется пара впопыхах брошенных платьев, перекрученные колготки, коробка с туфлями. Полное ощущение того, что отсюда спешно эвакуировались. Спасались бегством.

Кева раздраженно щелкнул пультом телевизора. Наконец-то стало тихо. Прошел на кухню – в коридоре покорно переминался с ноги на ногу охранник.

На кухне сразу заметил у стены пластмассовую, дочиста вылизанную плошку. Рядом – блюдечко с водой. Открыл холодильник. Сразу бросилась в глаза баночка с кошачьим кормом «Муркас».

Кева достал початую банку. Позвал: «Кис-кис-кис-кис…»

Квартира оставалась столь же тихой и нежилой, как и три минуты назад.

– Здесь жил кошак, – подумал вслух Кева (его тяготила мертвая тишина квартиры). – Теперь кота – нет.

Внизу, выйдя на улицу из Юлиного подъезда, Кева спросил у виновато уменьшившегося в размерах неудачливого охранника:

– Козу только слушали? Или писали – тоже?

– Записывали… – промямлил стремщик.

– Сколько часов записи хранится?

– Двадцать четыре последних, – торопливо ответил «следопыт».

– У вас они есть?

– Да. В машине.

В «девяносто девятую», стоявшую у подъезда, уселись в ином порядке: Кева на переднее пассажирское сиденье, охранник – на заднее.

– Когда последний раз слышали дырку? – резко спросил Кева.

Передний полуобернулся, переглянулся с задним.

– Вынь ты наушник, – ласково посоветовал ему Кева. – Оглохнешь. И запись останови.

«Семафор» послушно вытащил наушник, выключил магнитофон.

Задний виновато проговорил:

– Ровно в семь утра включили телевизор…

– Та-ак, – ласково поощрил Кева. – Хорошо. А телку-то вы слышали?

Охранники опять переглянулись.

– Кряхтение? Звонки? Бульканье? Чистку зубов?

– Нет. Ничего, – решился и ответил первый – рулевой.

– Эх, эдельвейсы… – вздохнул Кева. – Чего ж вы здесь тогда торчите? Вы чего, ящика современного не видали? «Рекорды» все до сих пор смотрите? «Кэ-вэ-эны»?.. Не знаете, что такое таймер? А?..

Братки понурили свои огромные стриженые бошки.

– Где кассеты с записью?

– В бардачке, – с готовностью ответил первый – «водитель». – Все разложено по часам.

– Значит, так, колхозники, – строго проговорил Кева. – Вы лоханулись, мокрощелку отпустили? Давайте, отрабатывайте. Ноги в руки – и вперед, по соседям… Спрашивайте. Видели они телку? Когда в последний раз? С кем?

Охранники переглянулись.

– Базарьте с людьми без понтов, ласково, – продолжил инструктаж Кева. – Вы, мол, братья ее. Приехали издаля. Договорились: сеструха будет дома, а ее вдруг и нет. И вы, типа, за нее волнуетесь…

Сторожа опять переглянулись – приказ Кевы пришелся им не слишком по вкусу. Однако возражать не стали – покорно полезли из машины наружу. Постояли на холодке чуть-чуть – и потопали к подъезду.

Кева достал из бардачка кассеты с записями прослушки: всего того, что творилось в квартире девчонки в последние сутки.

Чтобы выработать дальнейший план действий, Кеве важно было понять: сама она решилась сбежать – или ее предупредили?

А если предупредили – то как? И – кто?

Кассету с записью последних трех часов Кева решил не прорабатывать.

Доверился охранникам, не слышавшим за это время в квартире девчонки-секретутки ничего, кроме телевизора.