Гробница Наполеона - Андреева Наталья

Инга задумчиво вертела в руках почти пустой бокал, Сид рассеянно смотрел на угли в камине. Дрова давно уже прогорели.

— Ну, господа, и как успехи? — громко спросил Грушин.

Валентин перестал играть и обернулся:

— Здесь на втором этаже никого нет. Сид и Инга утверждают, что никого нет и на третьем. И на чердаке.

— Не могла же она испариться! — откровенно удивился Артем.

— Мы были уверены, что вы ее найдете! — воскликнула Прасковья Федоровна.

— На первом этаже Киры нет, — спокойно сказал Даниил Грушин.

— Господи, неужели она спрыгнула с балкона? — ахнула писательница.

— У меня есть идея получше.

С этими словами Даниил Грушин подошел к стеллажу:

— Ну посудите сами. Мы обыскали весь дом. Кроме одной комнаты, куда заходить просто-напросто страшно. Потому что там труп следователя. А ведь это же очевидно!

И Грушин нажал на рычаг. Полки с книгами поехали в сторону. Инга привстала, Прасковья Федоровна, напротив, всем телом подалась назад. Но закричали они одновременно.

Из кабинета пахнуло розовым жасмином. Так, что Ингу вновь замутило и она невольно отшатнулась. И в самом деле: картина была ужасной. В кабинете по-прежнему царил полумрак. Свет там никто так и не зажигал, но все три свечи еще горели, отбрасывая на стены мерцающее пламя. Только подсвечник стоял теперь не на письменном столе, а на низком столике для раскладывания пасьянсов. Оттого тени на стене казались длиннее и уродливей. Письменный же стол, перед которым откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов с ножом в груди, оказался немного сдвинут и находился теперь прямо под люстрой. Люстра была старинной, тяжелой и крепилась на мощном крюке, вмонтированном в потолок. Вокруг — лепнина. На этом крюке и висела Кира. Пальцы ног почти касались края столешницы. На полу валялись слетевшие со стола бумаги, пара книг и один ботинок.

— Она повесилась! — ахнула Прасковья Федоровна. — Повесилась!

— Спокойнее, — сказал Даниил Грушин и обратился к Артему: — Помоги мне.

— Надо ее снять.

— С ума сошел?! Чтобы нас обвинили в убийстве?!

— Только идиот мог подумать, что это самоубийство, — заметил Грушин и первым шагнул в кабинет. Немного подумав, Артем двинулся следом.

Валентин Борисюк покосился на женщин и нерешительно поднялся с хрупкого табурета. Наконец опомнился и Сид. Но к открывшейся в стене двери шагнул неохотно. Женщины остались в каминном зале. Инга сделала судорожный глоток из бокала, Прасковья Федоровна еле слышно простонала:

— Я сейчас упаду в обморок… Бедная, бедная Кира!

— Да хватит вам причитать! — огрызнулась Инга. — Она была наркоманкой. Этим все и должно было закончиться. Самоубийством.

— Вовсе нет, — раздался из кабинета голос Грушина.

Тот прямо в ботинках залез на стол и, вытянув руку, коснулся крюка.

— Так я и думал: это не самоубийство. Кира была маленького роста. Ей ни за что не повеситься на этой люстре. Потолок слишком высокий. Но никак не метр шестьдесят. И еще вот это.

— Что? Что такое? — заволновался Артем.

— У нее на шее две борозды.

— Ну и что?

— А то, — отрезал Грушин. — Петля побывала на этой шее дважды. Ее сначала удушили, а потом повесили под потолок. Ну что? Я ее снимаю?

— Не смей… — сдавленно сказал Артем.

— Это же убийство! Все равно номер не пройдет!

— И все равно: не смей. Слезай оттуда. Кто считает иначе? — повернулся Артем к Силу и Валентину Борисюку.

— Надо закрыть дверь, — негромко кашлянул Валентин. — Кира нашлась. По крайней мере мы знаем, что она не прыгала с балкона.

— Грушин, слезай со стола, — мрачно сказал Артем.

Тот послушался и спрыгнул. Потом нагнулся, чтобы подобрать с пола упавшие книги.

— Стой! — схватил его за руку Артем.

— Да что ты меня все время одергиваешь!

— Вот они: десять сантиметров. Пусть лежат.

— Какие десять сантиметров? — удивился Грушин.

— Две книги. Что там у тебя? «Унесенные ветром»? В двух томах? Ну, Грушин! Удивил! Женские романы, значит, читаешь? — Артем не удержался и хмыкнул: — Допустим, она положила их одну на другую, чтобы дотянуться до крюка. А потом накинула на шею петлю и отбросила их ногами.

— А две борозды на шее? — напряженно спросил Грушин.

— А ты не допускаешь мысли, что кто-то ее увидел, снял, попытался оказать помощь, а потом, поняв, что бесполезно, испугался и водрузил обратно?