Прыжок в темноту - Троицкий Андрей

Колчин лежал на лестнице, чувствуя, что из открытой раны льется кровь. Он слышал шаги, кто-то карабкался вверх. Он пыталась нашарить пистолет, ладони натыкались на какой-то мусор, ствола не было. Неожиданно руки ослабли, Колчин снова провалился в забытье. Он очнулась оттого, что кто-то, схватив его за кисти рук, вытащил вверх, на лестничную площадку. Колчин головой пересчитал ступеньки. Человек навалился на грудь, сел на живот, расставив ноги в стороны, сжал бедра. И несколько раз, отведя назад руки, ударил открытыми ладонями ему по лицу. Из правого уха пошла кровь, она капала за горловину свитера.

Колчин открывал глаза, но почти ничего не видел. Хассан, всклокоченный, в пиджаке, разорванном на спине и плечах, с лицом серым от цементной пыли, поочередно отводил за спину то правую то левую руку, продолжая наносить удары по лицу и шее. Наконец, отбив ладони, остановился.

– Где твой друг? – спросил он.

Хассан тяжело дышал, из полуоткрытого рта воняло, как из помойки, с нижней губы капала слюна. Лоб, подбородок и щеки Хассана глубоко исцарапаны, будто он недавно поймал бешеного кота, чтобы открутить ему голову. Схватка с котом закончилось неудачно.

– Слышишь меня? – прошептал но, потому что голос неожиданно пропал. – Слышишь?

Колчин пытался плюнуть в лицо противника, но глотке пересохло.

– Ну, что молчишь? – Хассан оскалил зубы. – Говори, спасай шкуру.

– Я скажу, скажу. Дай передохнуть. Фу, не могу, тяжело, – выдавил из себя Колчин. – Скажу… Возвращайся, гад, домой. И трахни свою мать и сестру, извращенец. Проклятый педераст.

Хассан, размахнувшись, справа и слева, влепил две тяжелые пощечины. Рот Колчина наполнился кровью, он не мог говорить. Только что-то промычал и помотал головой. Хассан приподнялся.

– Где твой друг, который притащил нас сюда? Спрашиваю последний раз.

Колчин закрыла глаза. Все кончено. Он почувствовал, укол ножа. Обоюдоострое лезвие, пропоров свитер, ужалило между пятым и седьмым ребром. Колчин до боли сжал зубы. Кажется, все… Впереди темная бесконечность. Жизнь после смерти? Какая непроходимая чушь.

Колчин услышал близкий хлопок пистолетного выстрела. Кровь Хассана брызнула на лицо. Выронив нож, боевик повалился на пол.

Сальников, ногой отпихнул Хассана в сторону. Склонившись над Колчиным, прижал ладонь к его шее. Сердце билось, как часы. Удар, удар… На разорванном свитере расплывались багровые круги. Сальников шагнул вперед, ухватив Хассана за плечо, перевернул его на спину. Пуля попала в спину, прошла навылет через грудь. Хассан, широко раскрыв рот, хрипел и тихо кашлял, на губах выступила пена. Нож с деревянной рукояткой и стальным тыльником валялся у стены.

– Ты, кажется, меня искал? – Сальников сплюнул вязкую слюну пополам с цементной пылью. – Искал? Ну вот, я здесь.

Хассан прижав ладони к ране, молчал. Не тот случай, когда что-то решают слова. Сальников приподнял ствол, добил раненого двумя выстрелами. И снова склонился над Колчиным, подложил ему под голову рюкзак, задрал свитер до самой шеи. Осмотрел пулевое ранение, кончиками пальцев ощупал затылок и шею.

– Как ты? – спросил Сальников.

– Бывало и хуже, – Колчин, оттолкнувшись рукой от пола, попытался привстать. – Царапина на боку. И всех дел. Я думал, ты опоздаешь.

– Машина – с другой стороны корпуса. Сейчас отвезу тебя к одному местному лекарю. Он тебя заштопает. Я тебе помогу дойти до машины…

– Сам дойду. Только голова кружится.

– Пройдет, – сказал Сальников. – Ты сильно приложилась затылком. И крови потерял… Ну, пару стаканов. Или чуть больше. Завтра уже будешь на ногах. На тебе раны заживают быстро.

Глава четырнадцатая

Москва, Сокольники. 27 августа.

Владимир Федорович Сальников беспокойно вертелся на скамейке, стоявшей у входа в центральную аллею Сокольников. Поглядывая то вправо, то влево, он едва не свернул шею. Но подполковник Сергей Васильевич Беляев, назначивший встречу, опаздывал на добрых четверть часа.

История началась сегодняшним утром. Накануне отец Владимир перебрался из гостиницы при Даниловом монастыре в свою квартиру, решив, что душевного успокоения он не найдет нигде до тех пор, пока не отыщется Максим и его жена. Телефон, стоявший на кухонном столе, зазвонил в тот момент, когда Владимир Федорович вышел из ванной и, решив перекусить, чем Бог послал, залез в холодильник. Беляев сказал, что есть важная информация, которая наверняка заинтересует священника, хорошо бы встретиться и поговорить на нейтральной территории, в парке или сквере.