Амнистия - Троицкий Андрей

– Здоровались уже, – подтвердила другая бабка в бордовой кофте.

– Ах, да, – Оганян, улыбаясь, схватился рукой за голову. – Разумеется, здоровались. И о самочувствии уже спрашивал.

Он вошел в подъезд, поднялся к лифту, но тут вспомнил, что не взял газету. За одной из дверей залаяла собака, мраморный дог, хозяина которого Оганян хорошо знал. Покопавшись в кармане, он вытащил ключи, снова спустился вниз к почтовому ящику. Выбрав из связки нужный ключ, сунул его в скважину, потянул на себя дверцу почтового ящика.

Оганян успел заметить, что к дверце почтового ящика перекреплен какой-то плоский продолговатый предмет, размером с небольшую коробку конфет. Он спросил себя, что делает на дверце его почтового ящика чужая коробка из-под конфет.

Это была последняя мысль Оганяна. Последняя, потому что коробка конфет взорвалась и не дала Оганяну додумать другие мысли.

Конфетная коробочка содержала взрывчатку, детонирующую при помощи проволочного расцепного устройства. В верхней части коробки находился ударник, напоминающий стержень от шариковой ручки, заостренный на конце. К основанию ударника была привязана тонкая проволочка, конец которой был закреплен на задней стенке почтового ящика.

Когда Оганян открыл дверцу ящика, проволочка порвалась. Ударник упал на неэлектрический запальный капсюль, который загорелся и воспламенил двухсот пятидесятиграммовый кусок динамита.

Взрыв потряс подъезд.

Оганяна подняло вверх, спиной бросило к противоположной стене. От удара проломилась грудная клетка, сплющилась голова. Металлические болты и рубленные гвозди, начинявшие взрывчатку, разлетелись в стороны.

Они превратили Оганяна, уже мертвого, в огромную кровавую котлету. Рассыпалась на мелкие осколки оконные стекла на всех этажах подъезда. Все четыре двери на первом этаже вылетели из косяков. Одна из дверей размазала по паркету прихожей светлого мраморного дога, проявившего беспокойство при появлении в подъезде Оганяна.

Треснула и сдвинулась с места сорокасантиметровая железобетонная плита, на которой были закреплены почтовые ящики.

Рухнул козырек подъезда. Упал вниз и раздавил собой двух старух, мирно беседовавших на лавочке и даже не успевших сказать «ах». Превратил в плоскую лепешку бабу Дусю белом платочке и другую старуху в красной кофте, чье имя Оганян так и не запомнил при жизни.

Над подъездом вырос столб дыма и цементной пыли. Сломался, вывернулся с корнем из земли старый тополь, достигавший своей вершиной седьмого этажа. Дерево упало, раздавило кузов, сплющило радиатор и крышу голубого с серебристым отливом нового «Мерседеса».

Через пару минут из подъезда выбежала Надежда Николаева, новоиспеченная вдова Оганяна. Она заметалась, не зная, в какую сторону броситься, кого просить о помощи. Наконец, упав на газон, завыла в голос.

На грохот отгремевшего взрыва, на эти душераздирающие нечеловеческие крики со всех окрестных домов уже сбегались люди.

Глава двенадцатая

Местом явочных встреч Локтева и Руденко по воле следователя стала шашлычная «Вид на Эльбрус».

Явившись туда, Локтев окинул взглядом темноватый зал. Мутные витрины, пластиковые столы с потертыми столешницами и отбитыми углами, осыпающийся потолок и облезлые стены. И пахнет чем-то несъедобным. Кажется, половой тряпкой и мокрой собачьей шерстью.

Локтев почему-то затосковал.

Ну и мрак. Такое впечатление, что в этом заведении уже десять лет назад должен начаться капитальный ремонт, но по какому-то недоразумению это мероприятие все откладывается. Посетителей почти нет. Худая, как палка, женщина гложет куриную ногу. Какой-то старик со всклокоченной седой головой копается в тарелке пальцами, выбирая съедобные куски шашлыка. Пара мужиков за ближним столиком расфасовывают бутылку водки по пластиковым стаканчикам.

Конечно, более приятного места Руденко выбрать не мог, только эту забегаловку с тараканами. Локтев прошел за металлический турникет, отделявший кассу и стол раздачи от зала, пробил чек, составил на поднос порцию шашлыка, компот и овощной салат.

Он устроился за дальним угловым столиком и обнаружил, что через витрину шашлычной открывается вовсе не вид на Эльбрус. Хорошо просматривались не сияющие горные вершины, а узкий переулок, домик с облупившимся фасадом и обширная помойка за узкой дорогой. Локтев взял в руку вилку, развернул на столе свежий номер газеты.