Волк насторожился - Бушков Александр

Ткнул шокером повыше поясницы объекту, правой вырубил Равиля, спокойно и четко, как в тренировочном зале, позаботившись, чтобы не покалечить ни в чем не повинного парня.

Рядом кто-то охнул. Не тратя времени, Данил подхватил бесчувственного Каретникова за ворот и пояс брюк, поднял, распахнул дверцу и сунул на сиденье рядом с водительским. Вытащил пистолет у него из кобуры, кинул на заднее сиденье. Прыгнул за руль. Огляделся. Охала бабка, застывшая соляным столбом с бурой болонкой на руках. Ну, эта не запомнит ни номер, ни марку… Есть ли в бардачке наручники? Ага…

Аккуратно тронул машину, выехал со двора и влился в поток.

…Когда он подъехал к «дальней даче», друг Максимушка уже очухался, разлепил глазенки. – Это не привидение, это я во плоти, – сказал Данил, кинув вбок быстрый взгляд. – Видели бы свою морду, мон шер… Может, глянете в зеркальце? Только, умоляю, не надо всякой дешевки типа «Вы с ума сошли!», «Это не я сожрал варенье!» Вы, Максим, вы… А я, дурак, слишком поздно стал сопоставлять и сомневаться. Все дело в том, что я был п р и ш л ы й, а вы – р а н е ш н и й, вы для меня были как бы извечной принадлежностью фирмы, а потому стояли вне подозрений до самого последнего момента, вот и получился психологический барьер… Ничего, что я многословен? Воскресшие покойники всегда многословны, слабость у них такая, поди-ка полежи в тишине…

Каретников, не шевелясь, осмотрелся – но руки у него были скованы наручниками, а второй парой он был за правое запястье пристегнут к пластмассовой петле над дверцей, так что в этой позиции не особенно и побрыкаешься.

Машина плавно катилась по заросшей травой дороге, покачиваясь на ухабах.

– Ну, что молчите-то, мистер Цвирко? – спросил Данил. – Или как вы предпочитаете – Ангел? Я же только насчет откровенной дешевки вас предостерег, а что-нибудь умное и толковое, бога ради, изрекайте, только рад буду. Интересно, вы напрямую закорочены на Решетова, или меж вами есть звено?

Лицо Каретникова казалось маской, жили только глаза, и Данил понимал, какая мыслительная работа идет сейчас под черепом с залысинами.

– Напрямую, я думаю, – сказал Данил, переключая на первую скорость. – Логун с Липатовым – кондотьеры на посылках, а вы – стационарная внедренка, в резиденты годитесь по всем статьям. На вас тоже есть компромат, или работаете в доле?

Каретников молчал.

– Ну, это уже хамство, – пожал плечами Данил. – Я болтаю, а вы – ни словечка в ответ, невежливо… Боитесь боли, Максим? Простой, примитивной боли? Вы благополучный человек, всю жизнь гуляли под зонтиком из пугающих красных корочек, такое въедается в подкорку… Вы должны очень бояться боли…

– У вас не хватит духу совать иголки под ногти…

– Великий немой заговорил, вот чудо-то… – нехорошо усмехнулся Данил. – Насчет иголок сущая правда. Не смогу. Но пинать вас по сытой роже у меня духу хватит. Более того, мне это доставит несказанное удовольствие, мне будет приятно слушать, как вы воете и скулите, я вас прицеплю к батарее и буду мудохать просто так, ни о чем не спрашивая… – кажется, его трясло. – Потому что ненавижу сук, которым все мало, сколько ни подавай…

Каретников отшатнулся, вжался в дверцу. Данил остановил машину, рванул дверцу на себя, любимый заместитель дернулся в другую сторону, к рулю, пискнул, вырвал петлю – но Данил выволок его наружу, сбил с ног и в слепой ярости принялся пинать наугад, пока не опомнился. Отступил на шаг, тяжело дыша, стиснув в кулак потянувшуюся к пистолету руку. Достал сигарету, сломал, зажмурился, досчитал до десяти и тогда только сунул в рот другую. Погода была прекрасная, в небе белели редкие облачка, похожие на мазки краски, вода играла искрами, тайга вокруг, просвеченная солнцем, выглядела мирно, и казалось посреди пахнущей хвоей тишины, что все живы, что приснился дурной сон…

На земле завозился, застонал Каретников. Потянул к лицу скованные руки. Физиономия у него, отметил Данил со злобной радостью, была расквашена на совесть.

Данил поднял его за шиворот, оттащил в домик, где по-прежнему стояла полутьма, прищелкнул к батарее. Там все еще валялась пустая бутылочка из-под газировки и бинты в жестких бурых пятнах, оставшиеся после Липатова.

– Я ничего не собираюсь доказывать, а вам нет смысла оправдываться, Максим, – сказал он, успокоившись. – Я бы мог, конечно, долго и логично объяснять, как у меня зародились подозрения, как они копились до критической массы… Зачем? Мы же профессионалы, в самом-то деле. Только вы могли утаивать информацию по «иранскому следу». Только вы могли складывать в стол все мои запросы в «Кольчугу». Только вы могли стукнуть Логуну о моей минской командировке. Только вы, один из немногих, знали, где проходит электрокабель к «Кедрачу». Только вы могли убрать от «Кедрача» наших парней. Только вы могли установить заряд в туннеле. Это аксиомы… Да перестань ты размазывать кровь по морде! Кости целы, переживешь…