День без любви - Данилова Анна

– Несибе! Как я рада, что вы пришли! Мне Ирина писала о вас, рассказывала в своих письмах. Вы же ее соседка, да? Несибе, которая живет рядом с домом, тем самым старым домом, принадлежавшим Райко Колеву?

– Райко умря, – вздохнула Несибе, радуясь, что ей не приходится объяснять, кто она. Значит, Ирина писала в своих письмах о своей жизни и упоминала ее, соседку, – как же это приятно и трогательно! Ирина даже после смерти умеет поднять настроение, вызвать светлые мысли и воспоминания.

– Да? Вот этого я не помню, писала мне Ира или нет… Знаете, я на самом деле ужасно рада, что вы пришли. Так хотелось на вас посмотреть. Я знаю, что вы в свое время сильно помогли моей сестре, даже еду ей давали, когда им с Николаем было нечего есть.

– Ништо, – отмахнулась Несибе, разглядывая с интересом Евгению. – Аз обичам Ирену… Люблю… Любила…

И тут она тоже не выдержала, заплакала.

– Кофе? Чай? – Женя обняла ее за плечи. – Давайте посидим, поговорим.

Несибе для начала принялась доставать подарки из сумки. Женя приняла их с благодарностью, сказала, что будет рада попробовать эти деликатесы, отдельно поблагодарила за тетру.

За кофе Несибе рассказывала об Ирине, о том, какой близкой ей стала русскиня, как легко и приятно с ней было говорить: она все понимала и была очень доброй, отзывчивой, восторженной.

– Я знаю, кто убил твою сестру, – внезапно сказала она и отодвинула от себя пустую чашку. – Затова дойдох при вас.

– И я тоже знаю. Николай, его уже арестовали.

– Машина, такси, желтая, – опустив голову, проговорила Несибе. – В крови. Я видела, как ее отмывали от крови. Это был не Николай, это был совсем другой человек! Я много чего видела и знаю. Это было на чешме, я не могла не видеть. Было раннее утро…

После ее слов даже птицы перестали щебетать, и в саду наступила глухая и тревожная тишина.

25. Кемер. Июнь 2007 г.

Вита опустилась на диван, сдула с вспотевшего лба золотистый завиток и, смешно сложив блестящие от помады губы (сдвинув вбок и выпятив нижнюю губу), принялась обдувать свое разгоряченное лицо. Она, как и всегда, выглядела прекрасно, празднично и вся светилась радостью. Женя взглядом попросила Наргихан, показавшуюся в дверях гостиной, подойти. Та с готовностью принесла поднос с лимонадом и печеным нохутом – орехами, похожими на белесые горошины, только крупнее. Когда она ушла, Вита, склонясь к самому уху Жени, прошептала:

– Вот это дом! Сказка! Знаешь, я много раз бывала в Турции, но мне не приходилось бывать в турецких домах, понимаешь? Все отели, отели… А они все на одно лицо. Я и понятия не имела, что в турецком доме может быть так роскошно, как во дворце. Да и вообще – Кемер! Здесь так красиво, правда, ужасно жарко, без кондиционера просто невозможно. Женя, мне до сих пор не верится, что я здесь, у тебя, и что ты теперь замужем и живешь в Турции… Ты так долго не отвечала на мои эсэмэски, электронные письма и звонки, что я начала уже за тебя беспокоиться. И вдруг через два с половиной месяца ты заявляешь мне, что выходишь замуж! Так ты уже вышла?

– Вышла. Я и сама не знала, что моя поездка в Болгарию к сестре закончится вот так, – и она погладила свой живот. – Срок маленький, но все равно я ощущаю себя вполне беременной женщиной.

Она улыбнулась, но улыбка получилась грустной, какой-то растерянной.

– Скажи главное – ты счастлива? – пытала ласково, теребя ее холодную ладонь, Вита. – Я видела твоего мужа, правда, только в машине, сама понимаешь, неудобно было его рассматривать, но все равно он, хоть и постарше тебя, выглядит вполне бодреньким. Кажется даже, он красивый. Такой вежливый, обходительный, вот только имя его я забыла, оно какое-то сложное.

– Джаид.

– Джаид. Очень хорошо. А Ирина? Как она? По-прежнему живет в Болгарии?

– Ирины нет. Она умерла. В начале апреля, почти за месяц до моего приезда в Шумен.

Лицо Виты изменилось, исчезла улыбка и то радостное, курортно-легкомысленное, можно сказать, блаженное выражение, свойственное всем туристам, попавшим в райский Кемер после серых и унылых трудовых будней. Перед Женей сидела ее подруга, близкий человек, которому она могла наконец довериться и рассказать всю правду о событиях, которые перевернули всю ее жизнь и так сильно повлияли на ее отношение ко многим вещам. Да к самой жизни. И к любви. И к смерти. И к мужчинам. Вероятно, ей был просто необходим этот стресс, чтобы просто полюбить жизнь и понять, что она прекрасна – как прекрасны цветы, которые Наргихан с такой любовью расставляла в вазах по всему дому в ожидании русской гостьи, и чистое небо за колышущимися занавесями, и запах духов, которые подарил ей Джаид.