Кельтский круг - Шефер Карло

Они помолчали. Через некоторое время Лейдиг посмотрел на часы и сказал, что пойдет домой.

— Что, мамаша заснула? — бестактно спросил Тойер, но молодой комиссар уже скрылся за дверью. Иногда минуты летели быстро, иногда медленно. Вот только что для него лучше, могучий сыщик так и не понял за свои пятьдесят с лишним лет. Так и двигался по жизни рывками.

Он побрел домой. На мосту, соединявшем Старый город с Нойенгеймом, остановился и посмотрел на Гейдельбергский замок. Озаренный оранжевым светом, замок парил над лабиринтом улиц. Взгляд сыщика переместился вглубь, за величественное сооружение. Лес скорее угадывался, чем был виден. Там во мраке вьется улочка, и, когда по ней едешь, трудно избавиться от ощущения, что ты свернул не в ту сторону. Если проявить терпение и проследовать по всем изгибам, попадешь в Шлирбах, чьи огни горели дальше за рекой. Странный уголок города, просто скопление построек без четкого центра. Квартал крупной буржуазии, где живут богачи. Но вырос он все равно не на месте. Многие виллы месяцами находятся в тени, а некоторые вообще не видят солнца. Люди живут в лесу и все-таки под постоянный грохот железной дороги и монотонный гул трехполосного шоссе, ведущего в Неккаргемюнд. В этой части родного города Тойер всегда ощущал дискомфорт и подавленность и не мог представить себе ничего ужасней, чем оказаться в Шлирбахе парализованным, взаперти ждать собственного конца. Вилла примостилась на склоне; сам он еще ее не видел, но непременно туда съездит. Тут ему пришли на ум логические выкладки Лейдига. Что, если он прав?

В сознании гаупткомиссара еще витал темный лес за замком, но тут его потеснила необъятная фигура толстяка. Она принадлежала Фабри, другу детства, а впоследствии коллеге-полицейскому.

Он давно уже оставил службу и жил в Шварцвальде, приближая обжорством собственную кончину — когда-нибудь он просто лопнет по швам. Тойер никогда не был мастером по части общения, но теперь у него назрела потребность увидеться с другом, поговорить, в конце концов, излить свои собственные скромные соображения человеку, который соображал еще более причудливо, но зато ухитрялся успешно выбираться из путаницы. А вдруг он уже лопнул?

Комиссар вернулся домой. Лежа в постели, он внезапно осознал, что не позвонил Ильдирим, не съел ничего существенного и даже не принял вечернюю порцию алкоголя. Все три пункта были для него почти равноценными и в тот момент значили не очень много.

Во сне по грозовому небу мчались тучи. Стало необычайно светло, словно от яркой молнии, но когда Тойер открыл глаза, его окружала тьма. Внизу какой-то придурок выбрасывал в мусорный контейнер бутылки, в такую-то позднюю пору. Под их звон комиссар опять уплыл в сон. Хафнер там дико барабанил по гигантскому, пронзительному металлофону, а Хорнунг тихонько, как она всегда это делала, открывала дверь своим ключом.

Два подростка орали на улице песни. Тойер снова почти проснулся и размышлял, какой шум он принял за звук открывающейся двери.

Тут он услышал шаги.

Было поздно, безумно поздно. Ильдирим сидела у себя на кухне с Бабеттой и фрау Шёнтелер. Ей приходилось бороться с шумом в ушах и с другими не менее мучительными ощущениями. Мамаша Шёнтелер сбросила вес, прошла психологический тренинг на чувство собственного достоинства (интересно, надолго ли его хватит), ей сделали новую, кокетливую прическу. Ее правая бровь была постоянно приподнята. Глаза, прежде сонные и заплывшие, теперь алчно поблескивали и буквально сверлили хозяйку квартиры.

— Я хочу только самого лучшего для моего ребенка. И если моему ребенку у вас лучше, я скажу — ты можешь остаться, Бабетта. Но я говорю вам, фрау Ильдирим, что, как я сейчас вижу, это не так.

Бабетта сидела с несчастным видом между двумя женщинами. Разговор был неизбежен, и участие в нем ребенка тоже. Прокурор все сильней укреплялась в мысли, что девочку нужно воспитывать и считаться с ее мнением.

— Вы уже несколько раз повторили это, — устало возразила она. — Только вы пришли не в восемь, как было договорено, а в десять. Для вашей дочери это все равно поздно, хоть ей и не нужно идти завтра в школу. Но по-моему, вам это безразлично.

— Жизнь женщины, принимающей социальную помощь, отличается от обычной, благополучной. В моей новой квартире вдруг перестала течь вода, я вызвала сантехника. Он пришел лишь в половине девятого.