Птичка тари - Ренделл Рут

Когда он поправился, дела пошли еще хуже. Лето подходило к концу, погода стояла прекрасная, и Бруно каждый день вывозил мать на прогулки в машине. Лиза могла бы принимать в них участие. Мать теперь постоянно предлагала ей это с таким же энтузиазмом, с каким некогда запрещала, но Лиза отказывалась. Она вспоминала день, проведенный в городе, с каким-то ужасом, поскольку эта поездка в ее сознании тесно переплелась с полицейскими сиренами, зудом и ветрянкой. Поэтому мать с Бруно уезжали, а Лиза оставалась одна. Чаще всего она ничем не занималась, просто сидела на стене, огораживающей сторожку, или лежала в траве и думала о том, как сложится ее жизнь, если Бруно одержит верх и ее отошлют.

Не раз Бруно заговаривал о том, что Лизу следует отослать в место, называвшееся школа-интернат. Мать сказала, что у нее было много денег, когда она купила его картину, но сейчас, по ее словам, у нее нет ничего, а школа-интернат стоит немало. Лиза ухватилась за это. У матери не было денег, и у Бруно не было денег, и никаких перспектив получить их. Сам Бруно никуда не уедет, Лиза не сомневалась в этом с пессимизмом десятилетнего ребенка, который считает, что хорошее всегда скоротечно, а плохое не имеет конца. Бруно относился к разряду плохого, тут уж никогда ничего не переменится, он был ненавистным третьим в их домашнем укладе, неизменным атрибутом их жизни, подобно бальзамнику и поезду.

Два события произошли той осенью. Заболела мать Бруно, заболела очень серьезно, и Ив услышала по радио, что Британская железная дорога намерена прекратить движение поездов по долине.

В первый раз, когда миссис Сперделл ушла из дома, Лиза, воспользовавшись удобным случаем, приняла ванну. Было десять часов утра. Ванна была грязно-бежевого цвета, а коврик в ванной комнате в мелкую зеленовато-бежевую клетку, но вода была горячей. Мыло пахло душистым горошком. Кончив мыться, Лиза старательно прибралась в ванной комнате, вымыв и вытерев весь кафель.

Миссис Сперделл крайне неохотно уходила из дому. Даже не искушенной в психологии Лизе было понятно, что миссис Сперделл боится по возвращении обнаружить исчезновение прислуги, а вместе с ней — пылесоса, видео, микроволновки и столового серебра. Она чуть не рассмеялась над выражением лица миссис Сперделл, когда, войдя в дом с черного хода, хозяйка увидела ее за кухонным столом чистящей это самое серебро. Тогда впервые в доме на Аспен-Клоуз Лизе предложили чашку кофе.

Когда они оставались с ней вдвоем, миссис Сперделл говорила не закрывая рта. В основном она хвасталась собственным превосходством, а также превосходством мужа и взрослых дочерей над всем человечеством, но в первую очередь — над прислугой. Превосходство это она усматривала во всем — в уровне интеллекта, в достигнутых житейских и финансовых успехах, но в особенности в принадлежащих ей вещах. То, что принадлежало миссис Сперделл, было более дорогим и более высокого качества, чем у других, вещи эти стоили больше и дольше служили. Это относилось к ее обручальному кольцу с громадным количеством бриллиантов, георгианскому серебру, уилтонским коврам, занавескам от Коулфакса и Фаулера и паркер-ноллевским креслам, а также к массе других вещей. Лизе пришлось выучить их наименования, ей показали их все по очереди и проинструктировали в том, как определять их стоимость. Ее предупредили, чтобы она осторожно обращалась со всеми этими вещами, за исключением бриллиантового кольца, которое миссис Сперделл никогда не снимала с пальца. Мясо на пальце так угрожающе выпирало по обе стороны кольца, что Лиза сомневалась, можно ли его снять.

Мужа и детей нельзя было показать, но о них можно было рассказывать и демонстрировать фотографии. После той первой чашки кофе, полученной в награду за то, что Лиза не удрала с ценными памятниками материальной культуры, предобеденные кофепития проводились регулярно. Лизе рассказали о Джейн, которая пошла по ученой части, получив предварительно несколько ученых званий, и о Филиппе, адвокате, которая вышла замуж за адвоката, а в прошлом занимала первое место среди студентов-юристов своего выпуска; сейчас она была матерью близнецов, таких красивых, что к ней постоянно обращаются компании, занимающиеся телевизионной рекламой, за разрешением использовать их лица в рекламных роликах, но она с негодованием отвергает подобные предложения. Лиза слушала, запоминая незнакомые выражения.

Мистер Сперделл, как сказала его жена, был педагогом, Лиза думала, что их называют учителями, так называл их Бруно, и Шон называл их так, но миссис Сперделл сказала, что ее муж был педагогом и возглавлял кафедру; неизвестно, что это означало.