Суд Линча - Троицкий Андрей

Леднев уже жалел, что пригласил Самарукова, не устававшего повторять, что он актер старой школы и к халтуре не привык. «Всю жизнь только и занимается, что халтурой, – думал Леднев, – и ещё выдумывает сказки про какую-то старую школу, будто такая существовала в природе». К вечеру он по королевски заплатил Самарукову за съемочный день, но спазматические боли в голове не прошли до тех пор, пока «актер старой школы» не исчез из виду. Напоследок Самаруков сказал доверительным тоном, приблизившись к Ледневу на расстояние полушага: «Бойкая девушка, очень бойкая. Эта далеко пойдет. Ты как, – он подмигнул Ледневу, – уже проверил её на прочность?» «Проверил», – соврал Леднев и отступил назад. Изо рта Самарукова пахло, как из помойки.

«Молодец, что проверил, – одобрительно кивнул Самаруков и сделал шаг к Ледневу. – На такую дивчину здесь много проверялыщиков найдется. Так что, успевай поворачивайся. И как она, стойкая?» «Да так, – Леднев снова отступил назад, чувствуя новый приступ мигрени. Он поклялся себе больше никогда не пользоваться услугами Самарукова. – Не хватает ей ещё многого», – сказал Леднев, вкладывая в свои слова совсем иной смысл. «В этом можно помочь, – облизнулся Самаруков. – Нужно, чтобы с ней какой-нибудь актер старой школы поработал. Вплотную поработал. Отточил мастерство и все такое». «Ты, дядя Костя, иди лучше с женой поработай. Вплотную», – Леднев похлопал Самарукова по плечу и угостил сигаретой. Боль в голове настолько обострилась, что Леднев, изменяя своей привычке не пить на студии, залпом осушил стакан какого-то пойла под названием коньяк в кабинете администратора.

Головная боль постепенно прошла, но вместо неё появилась мучительная, тянущая пищевод и желудок изжога. Он вернулся в павильон, поцеловал Пантелеевой руку и произнес слова, идущие от сердца: «Честно говоря, Надя, вы превзошли все мои ожидания. Конечно, этот бармалей Самаруков дело испортил, насколько его вообще можно испортить. Но вы все спасли. Собственно, я уже знаю, что получится на пленке. Вы будущая „звезда“, и вам надо, – Леднев задумался на секунду о том, что же надо будущей „звезде“, но быстро нашелся, – восходить, восходить вам надо. На нашем небосклоне, вот что». «Знаете, эти комплименты я уже слышала, – сказала Пантелеева. – И именно от вас».

Головная боль и усталость прошли, настроение поднялось, он почувствовал в себе брожение жизненных сил, хотя изжога ещё настойчиво напоминала о себе. Леднев уже понимал, чем кончатся эти комплименты, эти долгие взгляды. Он ещё мог сказать себе «нет», мог остановиться, остановить самого себя и эту Надю. Но останавливаться не хотелось.

* * *

Он снял пиджак в прихожей, расслабил узел галстука, прошел в ванную, несколько секунд в раздумье постоял перед зеркалом, пустил воду, ополоснул лицо и руки.

– Ты уже вернулся? – голос Нади, доносившийся из комнаты, казался сонным.

– Я-то вернулся, – Леднев повесил галстук на полотенцесушитель, выправил из брюк и расстегнул рубашку. – Думал, ты ушла, – он наскоро вытер лицо и руки. Уходя утром на студию, он действительно не рассчитывал застать Надю в своей квартире, когда вернется.

– Ты разочарован, что я ещё здесь?

– Приятно удивлен, – соврал Леднев.

– Ты даже не поцеловал меня, когда уходил утром, – оказалось, Надя находится вовсе не в комнате. Она, надев его полосатый домашний халат, сидела на кухне за круглым столом и разглядывала свое отражение в большом хромированном кофейнике. – Можешь сейчас исправиться.

Ледневу пришлось наклониться и чмокнуть Надю в щеку. Пройдя в спальню, он бросил рубашку и брюки на кровать и выругался вполголоса. Могла бы, черт побери, сообразить, что и ему покой нужен. Однако Леднев не позволил своему раздражению перерасти в более серьезное чувство, успокоив себя той мыслью, что за все удовольствия нужно платить. Он знал, на что шел. Леднев вздохнул, переоделся в тренировочные брюки и безрукавку, причесался перед настенным зеркалом и вышел на кухню.

– Для меня тут остался глоток кофе? – он сел на стул, откинулся на спинку, вытянул под столом ноги.

– Целый кофейник, – Надя поднялась, достала из холодильника и поставила на стол большую тарелку с бутербродами.

– Я хотел посмотреть, что ты можешь перед камерой, – сказал Леднев. – Что ты можешь и чего не можешь.

– Ну, и как? – Надя улыбнулась распутной улыбкой, улыбкой победительницы. – Дурачок, ты, наверное, думаешь, это я нарочно затащила тебя в постель?