Одна жена – одна сатана - Соболева Лариса

Валерьян Юрьевич лишь посмотрел на нее без выражения. Девушка совсем рехнулась от свалившегося счастья – стол ей подай за... Он сосредоточенно размазывал масло по ломтю белого батона, а жена, по движениям его ножа и сжатым челюстям определила, что настроение мужа испорченно, посему внесла уточнение насчет суммы:

– Вместе со стульями шестнадцать тысяч. Но нам нужно два стола...

– Да это же совсем даром, – съехидничала Наденька. – Ты работать не пробовала? Не пробовала заработать на столик со стульчиками?

– Как и ты, – мягко отпарировала Светлана, натянув безобидную улыбку.

Входя в дом на правах жены, она была готова к подковыркам, желчи, злобе, хамству, а то и к открытой ненависти, как у Катьки. Но груз мачехи оказался непосильной ношей – деток слишком много, все они мечтают справить по папочке поминки и поделить его империю. Не стоит задаваться вопросом, что они мечтают сделать с мачехой. Так ведь и Света, изредка впадая в депрессивное состояние от концлагерной обстановки, подавляет жгучее желание перебить падчериц и пасынков из охотничьего ружья.

Остальная часть завтрака прошла в глубоком молчании, потому что глава семьи, стоило жене еще раз напомнить про итальянский стол, взял из горки на тарелке пяток вареных яиц (сколько поместилось в руку) и саданул ими об инкрустированный породистый пол. Яйца, сваренные всмятку, растеклись по паркету желто-белыми потеками. Глаза у всех за столом стали одинакового размера, а глава семьи абсолютно спокойно продолжил поедать завтрак, запивая его кофе. Семейство переглядывалось с недоумением, не понимая, что случилось с папенькой. Даже Катя уловила взрывоопасную атмосферу и, поскольку собралась клянчить у отца деньги, воздержалась от комментариев.

– Ну, вот, вот! Здесь он стоял.

Женщина климактерического возраста, но борющаяся с первыми признаками старости всеми возможными и невозможными способами, встала туда, где, по ее словам, появился призрак ее мужа, и потрясла руками, указывая на пол. Лицо ее пылало, подбородок трясся, в глазах дрожали искренние слезы.

– Из подпола возник? – осведомилась Лиля, обходя веранду.

– Я не знаю, откуда он возник, – трясло Гертруду Викторовну. – Не видела. Не помню. Сначала заметила его в цветнике. У меня там розы растут в рост человека. Смотрю – что-то не то. Присмотрелась – человек! Потом в окне появился. Я лежу, а он заглядывает...

– Лицо видели? – поинтересовался Алик.

– Лицо было... – задумчиво подтвердила она, припоминая. – Знаете... размытое такое... вроде бы человеческое, но черты стертые... даже объяснить не могу. А позавчера прямо на веранде... Я поужинала, пошла за чайником, вхожу... а тут свет погас, телевизор только работал. И вдруг он!!! В белом!!! Как раз здесь стоит, где я сейчас стою. Берется за край скатерти и... все на пол. Я пошевелиться не могу от страха, а он руки ко мне протягивает. Я пулей в дом, закрылась, позвонила подруге. Пока та не приехала, меня трясло.

От волнения Гертруда Викторовна теребила на груди шелковый халатик и кусала губы, тогда как бригада из трех человек, назвавших себя сталкерами, разбирала привезенные сумки. Гертруда Викторовна была рада, что среди них есть Лилия, а то неудобно взрослой женщине чертовщину плести, в которую даже она, пережившая весь этот кошмар, до конца не верит. Впрочем, и молодые люди, Алик с Маратом, произвели на нее благоприятное впечатление. Оба высокие и внешне хоть куда (особенно Алик, которому где-то под тридцать, Марат помоложе), оба серьезные, вдумчивые и не насмехаются над ней.

– Да, вот еще что! – вспомнила она. – Однажды я приехала, а в моей комнате, в комоде открыты ящики. Я закрываю их на замок, а где лежит ключ, знал только муж. Представьте: моя коробочка пуста, украшения лежат на комоде. И самое смешное – дом был закрыт. Я никогда не оставляю украшения, всегда прячу.

– Что-нибудь пропало? – осведомился Марат.

– В том-то и дело, что все цело. Просто валялось на комоде... разбросанное. Я почему-то подумала, это муж. Вор забрал бы все, не так ли?

– Да, это ваш муж проказничает, – сказала Лиля, чуточку похожая на очаровательную ведьмочку.

– Но он же пугает меня. Мы жили душа в душу...

– Он не думает, что пугает вас, – возразила Лиля. – Он хочет дать вам знать, что с ним все в порядке. Украшения муж дарил?

– Да, – всхлипнула Гертруда Викторовна. Видимо, пожалела покойного мужа. – Еще от мамы осталось немного. А когда Бобик умер... прободение язвы было... он основал перерабатывающее предприятие, мы коптим рыбу, солим, маринуем... когда он умер, я продолжила его дело. Прошу вас, избавьте меня от этого кошмара! Хоть это и муж, и прожили мы с ним почти тридцать лет, а мне страшно. Я и священника приглашала, и этого... изгоняющего духов...