Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Крамер Марина

Он аккуратно снял повязку с ее лица, погладил кончиками пальцев по щеке. Кожа была прохладной, бледной, и Женька опять расстроился, что не может даже жалюзи на окне поднять, чтобы в палату хоть ненадолго заглянуло солнце, потому что кругом полно крыш, с которых отлично просматривается больница. Мало ли что…

В палату вошла Мышка, приблизившись к кровати, поправила одеяло и коснулась Марининой руки, лежавшей поверх.

– Что врач сказал? – нетерпеливо спросил Хохол, стараясь на время отделаться от подруги и остаться наедине с любимой женщиной.

– Сказал, что пока все на прежнем уровне, но ухудшений нет, и это главное. Я пойду, посижу в коридоре.

– Да, иди, спасибо.

Она упорхнула, оставив в палате аромат каких-то луговых цветов, а Хохол облегченно вздохнул:

– Ну, все, котенок, мы с тобой одни. Я так соскучился, родная моя, если бы ты только знала… Сейчас мы поедим, потом я тебя умою… – Говоря это, Женька готовился к не очень приятной процедуре кормления – с помощью большого шприца через стоявший в носу зонд Марине вливали бульон с протертым мясом, соки и все остальное.

Но это все-таки было лучше, чем постоянные капельницы с глюкозой и белками. Марина закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока Женька не прекратил вливать бульон и не убрал шприц.

– Все, родная, уже все… – Он поцеловал ее в щеку. – Я знаю, это неприятно, но ведь нужно как-то тебя кормить, иначе ты просто скоро исчезнешь. Совсем уже прозрачная стала. А ведь ты нам нужна здоровая, мы же тебя ждем, я и Егорка…

При упоминании о сыне Маринины глаза опять наполнились слезами, Хохол кинулся просить прощения, касаясь губами ее глаз, лба, щек.

– Родная моя, маленькая, я тебя прошу – не надо плакать…

Он пробыл в палате до самого вечера, пока Мышка не заставила его встать и отправиться домой. Сама же осталась в больничной палате, выпросив у Кулика разрешение находиться рядом с Мариной круглосуточно.

Дома ждали. Во дворе гулял с Геной Егорка, то и дело поглядывал на ворота, и, когда в них влетел джип Хохла, мальчик припустил в сторону гаража. Гена едва успел поймать его:

– Куда? Под колеса?

Егор недовольно завопил, но с бывшим спецназовцем такие вещи не проходили, а потому мальчику пришлось закрыть рот. Хохол вылез из машины, бросил ключи охраннику на воротах и подошел к Гене, забирая у него Егора:

– Привет, мужик.

– Папа! – Егорка прижался щекой к Женькиной щеке. – Папуя…

– Подхалим! – прокомментировал Гена.

– Давно гуляете?

– Да вот няню проводили час назад и все бродим. «Папа, папа»! – передразнил Егорку охранник, и мальчик надул губы, отворачиваясь. – Слушай, Жека, тут к тебе парень приезжал, тот, что помог Марине Викторовне убийцу мента найти.

Хохол враз забыл об усталости и моральном опустошении, которое наваливалось всякий раз после посещения больницы. Сорокин! Значит, нарыл что-то на Реваза…

– Передал что-нибудь?

– Да, оставил на столе в кабинете Марины Викторовны папку, сказал, что ты в курсе.

– Да-да… Ну-ка, Егор, иди к дяде Гене. – Женька передал мальчика охраннику и бегом направился в дом, едва не сбив в прихожей с ног домработницу Дашу.

– Женя, ужинать будешь? – окликнула она, но Хохол только отмахнулся – ему было не до еды.

На столе лежала красная пластиковая папка. Женька с опаской открыл ее – это был первый отчет частного детектива Ивана Сорокина о проделанной работе. Проглядев первый лист, Хохол понял, где наверняка сможет найти Реваза.

Любимым местом отдыха отморозка и его команды был ночной клуб «Тропиканка» на восточной окраине города. Сказка, а не клуб – до ближайшего отделения милиции почти пять кварталов, пока доедут – ищи-свищи. Да и жилых домов рядом почти нет, так, сараюшки и двухэтажные бараки, населенные алкашами и наркоманами всех возрастов. Построить ночной клуб в этом месте мог только идиот. И таковой нашелся, за «крышу» платил Ревазу. Хотя – зачем «крыша» в таком гиблом месте? И неужели тамошние аборигены посещают ночные клубы? Однако это к делу не относилось, и теперь Хохлу предстояло разработать план по наказанию и уничтожению «народного мстителя». Он мог поручить это кому угодно из своих, тому же Матвею Комбарову. Да и любому из пацанов, за Наковальню они бы с Реваза шкуру тонкими ломтиками срезали. Но Женька хотел сделать все сам, причем громко и с помпой, чтобы легенда осталась. Хотя Марина вряд ли одобрила бы подобное…

– Ничего, котенок, я потом в церковь схожу, помолюсь и свечку поставлю, – пробормотал он, глядя на Маринину фотографию, которую поставил на стол после похорон. – Ты не бойся, я никогда не коснусь тебя кровавыми руками…

Он не спал всю ночь, курил в кухне, открыв настежь окно, пил чифир и думал, думал… Столько всего одновременно навалилось – завтра должен приехать какой-то черт, пожелавший купить «Империю», потом еще деваха из агентства недвижимости по поводу дома… и еще Реваз этот – быстрее бы его убрать и забыть, что он вообще был. Может, и правда поручить его Матвею? Комбар давно рвется наверх, так и лезет из модных джинсов, чтобы быть замеченным – так, может, вот он, его шанс?

«А что – можно так и сказать: мол, убираешь Реваза и становишься выше остальных старших, моей правой рукой будешь…»

Вот это слово «моей» как-то резануло слух – выходило, что теперь он, Хохол, встал на место Наковальни. А кто его туда поставил? Да никто, хотя пацаны и молчат, и пятеро старших не выступают, ждут чего-то. Ясно, чего – сходки у Беса. Но Хохлу нет дела – если Бес велит, то он не станет хвататься за власть, ему не нужно, даже еще лучше будет – он сможет сосредоточиться на своих проблемах, подготовиться к отъезду.

Пару часов назад Хохол позвонил в Москву Марининому отцу и попросил помочь в оформлении документов на выезд в Англию. Виктор Иванович удивился:

– Куда ты собрался, Женя? Зачем?

– Нам нужно уехать отсюда, Виктор Иванович, – проговорил Хохол, понимая, что сейчас ему придется сказать, что Марина жива.

– Зачем? – повторил Маринин отец, и Хохол, вздохнув, сказал так тихо, что сам едва разобрал:

– Я должен увезти отсюда вашу дочь…

– Что?!

– Да что слышали! – взорвался вдруг Женька, не вынеся накопившегося нервного напряжения последних недель. – Что слышали! Марина жива, только в больнице лежит почти без сознания! Я похоронил какую-то шлюху, потому что иначе пришлось бы хоронить ее! И если кто-то узнает, что она жива, это быстро постараются исправить, а я не могу этого допустить, не могу позволить ей умереть, она мне нужна, мне и Егору! Если можете помочь – помогите, если нет – забудьте все, что я сейчас сказал, сам буду искать возможность!

На другом конце провода повисло молчание, и Женька даже испугался – а не хватил ли старика сердечный приступ от такой новости. Но Виктор Иванович заговорил совершенно спокойно:

– Разумеется, я помогу тебе, Женя. Только… как ты собираешься везти ее, если она…

– Это уже мои трудности. С деньгами проблем нет, откуплю салон в самолете, врача найму… ерунда, мне главное документы оформить побыстрее.

– Я же сказал, сделаю, постараюсь как можно скорее. Ты мне расскажи, Женя… как она?

– Плохо, Виктор Иванович… лежит, глазами хлопает… а вроде голова в порядке… Наш доктор сказал, что такое бывает после частых наркозов – организм не успевает выводить лекарства… Да мне наплевать, главное, жива, я ее подниму. Машка приехала, рядом сидит, мне хоть чуть-чуть легче стало.

– Как Егор? Может, ты его пока ко мне привезешь?

– Не знаю даже. Он все время с няней и охранником, я ж в городе постоянно, а они здесь, в поселке. Плачет, к матери просится…

– Что ты сказал ему?

– Что уехала, – невесело усмехнулся Хохол, щелкая зажигалкой и закуривая очередную сигарету. – Няня меня ругает, говорит, нельзя давать надежду…

– Нет, Женя, ты все правильно сделал, – проговорил Виктор Иванович. – Егор еще маленький, не надо ему… тем более что Мариша жива. Теперь вот что – постарайся отправить мне все документы в течение двух-трех дней. А я здесь подниму все свои связи.

– Завтра вечером к вам придет человек от меня и все передаст, – решительно ответил Хохол, уже зная, кого пошлет в Москву.

– Но, Женя… билеты – сейчас трудно с этим.

– Это у вас трудно. У нас легко.

– Ну, смотри. Тогда я жду твоего человека и сразу тебе позвоню.

Положив трубку, Хохол слегка расслабился – все-таки хоть какая-то часть проблем решится с помощью Марининого отца. Да и старику будет легче теперь, когда он узнал, что Марина жива.

Хохол встал с табуретки, взял в руку полную окурков пепельницу, вытряхнул содержимое в ведро и снова вернулся к открытому окну. Занавески чуть подрагивали, во дворе тускло горели фонари, освещая весь периметр и собачьи будки. Два отпущенных на ночь кавказца лежали прямо посреди двора, настороженно вслушиваясь в тишину ночного поселка. В небольшой сторожке у ворот работал телевизор – Казак смотрел футбол. Хохол на цыпочках прошел на второй этаж, в детскую, постоял немного у кроватки, в которой безмятежно раскинулся спящий Егорка.