Цвет крови - Беттини Марко

— Вероятно, убийца медик или медицинский работник, — пояснил журналист, чтобы придать основательность своим заключениям. — Кто-то, кто имеет свободный доступ к лекарствам.

— Смелая гипотеза, — согласился Заркаф, стирая с лица улыбку, — вы заслужили, чтобы вас выпустили отсюда. Вас проводят. Ничего из того, что вы сегодня увидели или услышали, опубликовывать нельзя. Счастливого Рождества!

Не дожидаясь ответа, Заркаф издал повелительный гортанный звук, и из темноты возникли четверо мужчин. Они подождали, пока Марко поднялся, и проводили его до двери.

Яркий дневной свет ударил в глаза. Когда к журналисту вернулось зрение, он увидел, что на площади и у дальних бараков нет ни души. Эскорт довел его до железных ворот. Марко, не оборачиваясь, покинул это кладбище разбитых машин и решил про себя, что дома должен тщательно записать все подробности встречи с Заркафом и все увиденное на заброшенной фабрике, чтобы полностью сохранить атмосферу прогулки в это раннее рождественское утро.

— Это он.

Бригадир Томмазо Агати не колебался ни секунды.

— Прошел уже целый месяц, и сейчас будет непросто арестовать человека, у которого имеется алиби, — возразил капитан Кау. — Он наверняка успел заручиться поддержкой свидетелей.

— Нет, это не наш случай. Я попросил одного приятеля просмотреть телефонные счета, конечно, неофициально. Мне сообщили, что вечером того же дня, примерно в двадцать два сорок, этот тип сделал звонок из зоны, прилегающей к шахте. То есть он находился именно в той местности — факты говорят сами за себя.

— Но этого недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение, — уточнил Кау.

— Да, поэтому мы здесь. Необходимо получить признание у тунисцев.

— Их показаний также не хватит.

— Капитан, я пока не говорю о судебном процессе. В настоящий момент можно хотя бы арестовать его и произвести обыск. Этот подонок — нацист и расист, он уже привлекался за агрессивное поведение. К тому же известно, что в ночь на двадцать девятое ноября он ошивался возле шахты. А если его опознают тунисцы, значит, утром тридцатого он все еще находился там. Хотелось бы узнать, чем он там занимался. Вы согласны? У нас достаточно улик, чтобы обшарить каждый уголок в его доме.

Пьетро Кау молча размышлял. Он думал не о гибели Лукмана, а о том, как практически «у него на глазах» вырос бригадир Агати. Несмотря на молодость — ему только что исполнилось двадцать семь лет, он самый способный в команде уголовной полиции. Агати нравится его работа, ему нравится быть следователем. Он исполнителен и всегда проявляет уважение к старшим, но, в отличие от других, не допускает никакого лизоблюдства. Бригадир просто верит в свое предназначение.

Агати к тому же хорошо сложен: при росте почти метр девяносто он чуть пониже Кау, а весит около восьмидесяти килограммов, — это средняя весовая категория. Лицо у него интеллигентное и всегда гладко выбритое. Словом, парень что надо. Ему нравится выслеживать преступников, вести на них охоту и арестовывать, но он никогда не впадает при этом в фанатизм.

Агати был любимым учеником Кау, и капитан мог поручить ему самые деликатные дела. Меньше чем за три дня Агати переворошил весь архив «ДИГОСа», найдя там сведения, касающиеся скинов, и сузив круг подозреваемых, чем очень помог капитану. Наиболее яркой фигурой среди наци-скинов был Джованни Дзуккини, сын одного нейрохирурга, главарь нацистской группировки, начавший свою яркую карьеру пятью годами раньше, когда он избил на выпускном вечере в лицее двух студентов еврейского происхождения. В университете Дзуккини основал собственную партию, именующуюся «Белая (н)а(к)ция», к которой примкнули все агрессивные бритоголовые и молодчики, выставляющие напоказ разнообразные татуировки с символикой Третьего рейха.

Дзуккини был настоящим фанатиком и не только посылал на дело своих подчиненных, но и сам принимал участие в различных акциях. Несколько раз его арестовывали и допрашивали: в связи с поджогом машины одного из доцентов, а также после того, как стены юридической библиотеки украсили нацистские лозунги. При этом Джованни всегда отпускали на свободу, хотя из приложенных отчетов было ясно, что для следователей вина главаря очевидна не менее, чем вина его адептов.

Один из мобильных телефонов Дзуккини был зарегистрирован на его имя, а два других аппарата принадлежали «Белой (н)а(к)ции». Вечером 29 ноября с личного мобильника кто-то звонил ему домой, на виллу. Беседа длилась не более пяти минут. Неофициальная проверка с большой долей вероятности подтверждала, что звонили с холма, расположенного над шахтой, в которой было найдено тело Лукмана. Эти данные превращали Дзуккини в главного подозреваемого в убийстве.