Кто придет меня убить? - Малышева Анна

Зеленая машина…. Милицию…

– Милицию? – задумался парень. – Тут дальше есть пост.

– Вы туда едете? Сообщите им! Пожалуйста!

– Ладно, сообщить могу. А вы поедете?

– Мы? – Подруги переглянулись и решительно заявили:

– Нет, мы домой, мы и так проваландались в лесу… Еще начнут расспрашивать, как и что… Сил больше нет.

– Ладно, – проворчал парень. – Только я-то тут при чем? А мужчина точно мертвый?

– Точно, точно!

– Ладно, – вторично произнес он, – сообщу.

И ни слова больше не сказав, стартовал и понесся вдаль. Дамы облегченно вздохнули.

– Ну, повезло нам… – говорила одна, подхватывая свой пакет и бредя по дороге прочь от места катастрофы. – Теперь душа спокойна… Бедняга! Как он навернулся! И наверное, семья ждет, не знают, куда пропал… Ужас какой-то! Если бы не мы…

– Это точно, если бы не мы, его еще неделю бы никто не нашел, – подтвердила вторая. – Машина!

И они одновременно подняли руки. Попутная легковушка подобрала их и повезла прочь, в сторону дачного поселка.

А машина, едущая в сторону Москвы, уже приближалась к посту милиции. На подъезде парень сбросил скорость до максимально дозволенной, перекинул через грудь ремень безопасности, даже лицо у него изменилось – напряглось, стало каким-то тупым и сосредоточенным… Пост проплыл мимо, остался позади… Ремень полетел в сторону, он постепенно набрал прежнюю скорость и засвистел сквозь зубы. В багажнике у него лежало незарегистрированное охотничье ружье. Он одолжил его на несколько дней у приятеля, собирался потренироваться в прицельной стрельбе на своем дачном участке, и встреча с милицией вовсе не входила в его планы.

* * *

Объявили перерыв на пятнадцать минут. Олеся вышла из-под ока фотокамеры, осторожно присела на табурет в углу студии. К ней подбежал визажист, что-то весело сказал, обмотал вокруг руки чистое полотенце, принялся рассматривать ее лицо… Олеся давно уже научилась относиться к своему лицу как к чему-то постороннему и могла думать о чем угодно, в то время как ее подпудривали и подкрашивали. Глаза устали, и еще немного – начали бы слезиться от яркого света прожекторов. Кроме того, она вся покрылась гусиной кожей – была почти раздета.

Вокруг звучала веселая французская речь. Она не понимала почти ничего и была этому даже рада. Ей вспомнилась подруга, которая тоже приехала во Францию на работу после выигранного московского конкурса фотомоделей. Та сразу начала учить язык, тем более что была еще школьницей, каждое утро посещала лицей, занималась как проклятая… "Она, наверное, добьется чего-то среди них… – с легким презрением подумала Олеся. – Но ничего особенного, могу ручаться! Разве что выйдет удачно замуж. А так…. Как только мы станем им не нужны и неинтересны, нас выбросят вон. В конце концов, кому мы тут нужны?

Саша долбил мне – учи язык, старайся, бросай курить, а то сразу выгонят. Тут многие и марихуаной балуются, но мне это до лампочки. Нет, я – это я, а если я кого-то не устраиваю – тоже плакать не стану. Тем более из-за французов!"

Мягкая пуховка с пудрой прошлась по ее лицу, Олеся вздрогнула от неожиданности, сразу заученно улыбнулась. Визажист подкрашивал ей губы, что-то лепеча на своем птичьем языке. Потом он занялся ее скулами, тронул их румянами – слегка. Вся эта косметика служила для того, чтобы создать эффект «совершенно не накрашенного лица». Лицо Олеси – изможденное, с острым подбородком, и все же такое юное и свежее – как нельзя лучше подходило для этой цели. Реклама нового шампуня продвигалась полным ходом. Та фирма, с которой Олеся заключила контракт, брала для рекламы лишь очень юных моделей и почти всегда – совершенно неизвестных. Что делалось потом с этими моделями? Ничего. Реклама и давала им деньги, но это была редкостная удача, конкуренция становилась все более безжалостной.

Чтобы победить, нужен был львиный характер, безупречная внешность, чем оригинальней, тем лучше, железное здоровье, высокая работоспособность, терпение и главное – самодисциплина. Олеся прекрасно понимала, что некоторыми из этих качеств она не владеет вовсе, некоторыми – лишь наполовину… Жаловаться не приходилось пока только на внешность.

И в то же время ее возраст – девятнадцать лет – был уже не тем, когда можно позволить себе иллюзии.

Она знала, что как модель уже состоялась, что это вовсе не ее призвание и что больше она ничего из него не выжмет. Она видела многих девушек, которые были моложе и красивей ее, которые были согласны работать как угодно тяжело и долго, чтобы добиться чего-то в этом мире. И понимала, что сама бороться за место на подиуме никогда не будет. До сих пор все за нее делали другие, она только удивлялась и слушалась.