Манхэттенский ноктюрн - Харрисон Колин

Этот маленький дом с тремя тесными спаленками каким-то образом заставлял меня оставаться честным или, как мне казалось, постоянно напоминал мне, что город уже существовал здесь задолго до меня и надолго останется на том же месте после моего ухода. Мои дети могли бы вырасти в квартире в Верхнем Вест-Сайде, с привратником, одетым в форму, с бакалейными лавками, сухой чисткой и видеосалонами, и в этом нет ничего плохого, но в нашем доме с яблонькой было нечто такое, что навсегда остается в памяти, и я знал, что Салли и Томми уже полюбили кривой кирпичный коридор, покатую крышу и потолки с низкими балками. (Здесь прежде жили другие дети: моя жена нашла на полу столетней давности пуговицы, застрявшие в щелях между досками; крошечных оловянных солдатиков, спрятанных в саду; а когда мы ремонтировали кухню, то обнаружили там пластмассовую голову куклы Барби, которую, судя по прическе, купили в 1965 году.) Когда мои дети станут взрослыми, они, смею надеяться, поймут, что росли в замечательном доме. Знаете, больше всего на свете я хотел бы, чтобы они знали, что их любят, и благодаря этому отыскали – прямо на молекулярном уровне – свой путь в будущее. Мне кажется, всегда можно точно определить, кто в детстве чувствовал себя любимым, а кто – нет. Это видно по глазам, походке, манере говорить и отдает такой пряной горечью, что вот вроде еще немного – и можно вдохнуть ее аромат.

Вернувшись в редакцию, я, держа в руках коробку со смокингом, проскользнул вдоль стены длинного прямоугольного зала отдела новостей, мимо кабинета старшего редактора, мимо разного рода интриганов, беседующих о чем-то тихо, но недружелюбно, мимо спортивного вида парней, жующих свой второй завтрак, мимо светлого закутка обозревательницы из отдела светской хроники. Она разговаривала по телефону, просматривая свою электронную записную книжку «Ролодекс». Забойная прическа, эффектная поза, суперсовременный антураж навязчивой рекламы – распечатки электронной почты, пресс-релизы, промо-видео, киноафиши кучей возвышались из ее ящика для входящих документов. У нее имеются два помощника – оба молодые, оба постмодернистки сексуальны, оба каждую ночь с удовольствием обходят полдюжины центральных клубов, с сотовым телефоном в кармане, раздавая чаевые швейцарам и рыская в поисках жалких обрывков скоропортящихся сплетен о знаменитостях. Ну, наконец-то я у себя в кабинете, который напоминает не столько место ежедневной работы, сколько лабораторию по воссозданию первобытного хаоса, где старые бумаги и кофейные чашки водят нескончаемый хоровод вокруг пульта, телефона и компьютера.

Деметриус Смит, молодой человек, погибший в Браунсвилл-Хаусес, преподавал гимнастику в средней школе, как сообщила мне его сестра, которую я отыскал в Северной Каролине. Всевозможные призы и университетское образование так и не стали для него источником заработка. Такого рода незначительный, но весьма показательный факт мог бы послужить основой мелодраматического сюжета, но… после нескольких звонков я добрался до школьного тренера по гимнастике. Нет, у Деметриуса никогда не было никаких талантов, рявкнул мне в ответ тренер, и никакого университетского образования, кто вам наговорил такой чепухи? Ах, прошу прощения, я не знал, что он умер, но ведь, по сути, гимнаст он был никакой, слишком боялся высоты, насколько я помню.

В этой истории один неожиданный поворот сменялся другим, но газетный обозреватель, этот литературный поденщик, всегда способен работать безотказно, как телефонный провод. Я впихнул в колонку и тренера, не забыв упомянуть о средних доходах одной семьи в Браунсвилл-Хаусес, составлявших десять тысяч восемьсот сорок пять долларов, согласно данным Бюро переписей. Однако часы уже показывали двадцать семь минут шестого. Редактор раздела городских новостей метался где-то поблизости в тревоге за свою статью с иллюстрацией на первой странице и рано или поздно должен был нагрянуть и ко мне. Я отправил материал в отдел городских новостей, просмотрел почту, отложил счета, а потом запер дверь и надел взятый напрокат смокинг. По-видимому, большинство владельцев бюро проката дешевых смокингов врут в отношении их размеров: талия, как и колонка, которую я только что закончил, допускала некоторую растяжку.

Потом я вышел и уехал. Прощайте и счастливо оставаться! И даже если какая-нибудь кинозвезда убьет президента, – мою колонку не трогать! Другие репортеры закончили свои дела, а ночные редакторы только прибыли зарабатывать на гамбургер к завтрашнему обеду. Я прошел мимо, перекинувшись с ними несколькими словами. У нас были нормальные отношения, хотя, насколько мне известно, кое-кто из старых репортеров вроде бы ненавидел меня, потому что мои заметки никогда не снимали в последний момент и я зарабатывал намного больше них. Я, как ни странно, заключил с газетной администрацией настоящий индивидуальный контракт, тогда как штатные сотрудники вынуждены довольствоваться теми жалкими крохами, которые газетный профсоюз отвоевал в последнем коллективном договоре.