Антиквар - Бушков Александр

Итак, бравая команда…

Шварц, получивший кличку за шварценеггеровское телосложение и даже некоторую похожесть лица, был тут самым молодым и биографию имел, пожалуй, самую заковыристую. Судьба с генетикой раскинули так, что он был внуком знаменитого некогда шантарского профессора Кладенцева, сыном двух докторов наук (разнополых, естественно) – однако по какой-то неведомой причине юноша с младых ногтей питал лютое отвращение к интеллектуальной деятельности, высшему образованию, научной работе и всему такому прочему. И продолжать высокомудрую династию отказался категорически. Встревоженная таким шокингом родня (помимо исторического деда и небезызвестных папы с мамой насчитывавшая еще не менее полудюжины обладателей ученых степеней) поначалу пыталась делать вид, будто ничего не происходит, – и, навалившись скопом, включив все связи, все ж пристроила Шварца в Шантарский госуниверситет, откуда он, приложив нешуточные усилия, вылетел еще на первом курсе, без особого страха украсил своей персоной ряды воздушно-десантных войск и последние полгода оттрубил в Чечне, в знаменитом среди понимающих людей триста тридцать первом полку, благодаря своему уникальному бате, вышедшему из тех негостеприимных мест с минимальнейшими потерями. Оказавшись на гражданке, Максим (еще не Шварц) выжрал должное количество водки и, закинув подальше в сервант пару регалий на ленточках и одну на булавке, какое-то время болтался без дела. По живости характера едва не подался в криминал, но тут судьба его пересекла со Смолиным, моментально оценившим все три ценнейших качества нового знакомца: Шварц, во-первых, был органически не способен отсиживать где бы то ни было с восьми до пяти, во-вторых, благодаря происхождению английским владел прекрасно, в-третьих, и главных, отлично разбирался в антиквариате, большим любителем коего был дедушка-профессор. Плюс – никаких карьерных претензий и нутро прирожденного авантюриста в сочетании с неплохими мозгами. А потому уже седьмой год Шварц, как рыбка в воде, виртуозил в запутанных лабиринтах невидимого миру бизнеса.

Человек по кличке Кот Ученый в означенный бизнес забрел чуточку иной дорожкой. Дойдя до кандидата физико-математических наук, впав с началом перестройки в самую пошлую бедность да сообразив вдобавок, что никакого такого научного светила из него, в общем, не вылупится, Вадим Иваныч Хижняк, большой знаток и собиратель икон, церковной бронзы и церковных же печатей, на этой почве знакомство со Смолиным свел еще во времена позднего Брежнева. И в конце концов, плюнувши на большую науку, целиком ушел в антикварную торговлю, о чем нисколечко не сожалел. По жизни это был коротыш сорока пяти лет, абсолютно лысый и с аккуратной черной бородкой, хороший каратист и нешуточный ценитель девиц не подпадавшего под Уголовный кодекс возраста. Из-за внешности он был незаменим в тех случаях, когда позарез требовался индивидуум, выглядевший стопроцентным профессором, – очки с простыми стеклами, строгая «тройка» с полосатым галстуком, безукоризненная интеллигентская речь… Всякие случаются коллизии, не везде и пошлешь Шварца с его устрашающими габаритами, ласковой рожей фельдфебеля расстрельной команды и неистребимой привычкой изъясняться на смеси мата и деревенского просторечия (совершенно необъяснимой при такой генеалогии)…

И, наконец, Степа Генералов, сорокалетний, поджарый, жилистый, усатый, с физиономией классического армейского сапога, каковым он много лет и являлся, дослужившись до майора и угодив под очередное сокращение в те безумные времена, когда министром обороны, по слухам, едва-едва не сделали мадемуазель Новодворскую. Смолин, поначалу намеревавшийся использовать его в качестве простого секьюрити, очень быстро обнаружил, что отставной майор – неплохой знаток «холодняка»^[1] и германских наград двух последних столетий (давнее хобби, еще с юности). После этого стало ясно, что Фельдмаршала, как быстро окрестили бывшего ракетчика, следует использовать на гораздо более сложных и деликатных участках работы.

Смолин встрепенулся, переспросил:

– Что?

– Я говорю – мочканут бабку, на хрен, – повторил Шварц.

– Теория вероятности утверждает, что процент подобного исхода стремится к конечной точке… – задумчиво поддакнул Кот Ученый.

– А что мы можем сделать? – пожал плечами Смолин. – Если божий одуванчик, обитая по-прежнему в романтичных шестидесятых, продавать холсты наотрез отказывается? Ну, это все лирика. В конце концов, не факт, что ее непременно мочканут. По большому счету, покойный – не Рубенс, чего уж там. Это ради Рубенса сворачивают шеи, это Рубенсом имеет смысл торговать потаенно – но не Бедрыгиным все же…