Арена мрака - Пьюзо Марио

Ему пока что наша жизнь непривычна, но это пройдет. И нам надо ему помочь приспособиться.

Эмми заметила саркастически:

– Если бы Глория стала с ним спать, то все было бы отлично. Он бы приспособился, не так ли, Уолтер?

– Это превращается черт знает во что, – сказал Альф. – Давайте-ка поговорим начистоту. Ты злишься, потому что у Уолтера романчик и он не делает из этого тайны, хотя мог бы без труда это скрыть. Хорошо. Глория слишком любит Уолтера, чтобы дать ему вольную. Я думаю, самое лучшее, что мы можем сделать в такой ситуации, это назначить дату свадьбы.

– А моя сестра, между прочим, работает, в то время как он таскается по девкам, к чему он привык в Германии!

Моска холодно посмотрел на мать – она опустила глаза. Наступило молчание.

– Да, – сказала Эмми, – твоя мать рассказала Глории о письмах, которые ты получаешь от какой-то девки из Германии. Ты бы постыдился, Уолтер, просто постыдился бы, ей-богу!

– Эти письма ерунда! – отрезал Моска. И увидел, что они ему с облегчением поверили.

– Он найдет работу, – сказала мать, – а пока у них нет квартиры, они могут пожить у нас.

Моска пил кофе. На мгновение он задохнулся от гнева и теперь только и ждал момента улизнуть из этой комнаты. Все это зашло слишком далеко.

Их болтовня уже начала действовать ему на нервы.

– Но он должен прекратить бегать по девкам, – сказала Эмми.

Моска смиренно вмешался в разговор:

– Одна только загвоздочка. Я не готов назначить дату свадьбы.

Они с изумлением воззрились на него.

– И я не уверен, что хочу жениться, – добавил он с ухмылкой.

– Что? – Эмми опешила. – Что? – Она была так разгневана, что не смогла больше ничего сказать.

– И хватит бубнить про три года. Мне-то какая разница, что ее ни разу не поимели за эти три года? Вы что же думаете, я только об этом и размышлял бессонными ночами? Что, черт возьми, коли она не пользовалась своей штучкой, она у нее стала золотой? У меня было полно других забот!

– Пожалуйста, Уолтер! – взмолилась мать.

– К черту! – сказал Моска.

Мать вышла из-за стола и отвернулась к плите.

Он знал, что она плачет. Все вдруг встали, и Альф, держась рукой за край стола, злобно закричал:

– Хорошо, Уолтер, всю эту болтовню о том, что тебе надо приспособиться, тоже можно прекратить!

– По-моему, с тобой слишком много цацкаются с тех пор, как ты вернулся домой, – сказала Эмми с нескрываемым презрением.

Ему нечего было возразить – разве что сказать все, что он о них думает.

– Поцелуй меня в задницу! – И хотя Моска произнес эти слова, обращаясь к Эмми, он обвел взглядом всех троих. Он встал и собрался уйти, но Альф, все еще держась за стол, преградил ему дорогу и заорал:

– Черт тебя побери, это уж переходит всякие границы! Извинись, слышишь, немедленно извинись!

Моска оттолкнул его и слишком поздно заметил, что Альф без протеза. Альф рухнул и головой ударился об пол. Обе женщины вскрикнули. Моска быстро наклонился, чтобы помочь Альфу подняться.

– Эй, с тобой все нормально? – спросил он.

Альф кивнул, но закрыл лицо руками и продолжал сидеть на полу. Моска выбежал из квартиры. Он навсегда запомнил эту картину: мать стоит у плиты и плачет, ломая руки.

В день отъезда Моски мать ждала его дома – она с самого утра никуда не выходила.

– Глория звонила, – сказала она.

Моска кивнул, приняв к сведению ее слова.

– Ты сейчас будешь укладывать вещи? – робко спросила мать.

– Ага, – ответил Моска.

– Тебе помочь?

– Не надо.

Он пошел к себе в спальню и достал из шкафа два новеньких чемодана. Он сунул сигарету в зубы и стал искать спички в кармане, а потом пошел за ними на кухню.

Мать все еще сидела за столом. Она закрыла лицо носовым платком и беззвучно плакала.

Он взял спички и собрался выйти.

– Почему ты со мной так обращаешься? – спросила мать. – Что я тебе сделала?

Ему не было ее жалко, и ее слезы оставили его равнодушным, но он терпеть не мог истерик. Он постарался говорить спокойно и тихо, чтобы унять клокотавшее внутри раздражение:

– Ничего ты не сделала. Я просто уезжаю. Ты тут ни при чем.

– Почему ты вечно говоришь со мной так, будто я тебе чужая?

Ее слова больно резанули по сердцу, но он не смог даже притвориться нежным.

– Я просто перенервничал, – сказал он. – Если ты никуда не уходишь, может, поможешь мне собраться?