Изверг - Рослунд Андерс

В СИЗО он сидел уже без малого три недели.

Охранники смеялись, когда он жаловался, говорили, что в Швеции чуть ли не самые долгие в мире сроки предварительного заключения, к тому же по его делу уже шло разбирательство.

Некоторые сидели месяцами, едва ли не годами в ожидании судебного процесса и приговора.

Ему повезло, говорили они, ведь он застрелил педофила, напугавшего всю страну, и оказался в центре внимания СМИ, ведущих свое расследование, требовательных, напористых. Он, черт побери, понятия не имеет о бесконечном ожидании, которое иной раз доводит людей до самоубийства, особенно ночью. Кто-то пришел.

Он быстро прикинул в уме — до обеда не меньше часа. Посмотрел на дверь. В коридоре кто-то стоял. Глаза в окошке.

— Фредрик?

— Да?

— К тебе посетители.

Он сел на койку, пригладил волосы, впервые за много дней подумал, как выглядит его прическа. Дверь открылась.

Священник и адвокат. Ребекка и Кристина Бьёрнссон. Одновременно шагнули в камеру. Обе прямо-таки сияли.

— Привет.

Он не сумел ответить.

— А на улице дождь.

Он молчал. Эти люди ему симпатичны, надо бы встать, поговорить с ними, но сил больше нет, общаться неохота. Они пришли с добрыми намерениями, но здесь его камера, даже люминесцентная лампа, которая вконец обезображивала все, и та принадлежит только ему, а ничего другого в жизни нет, по крайней мере сейчас.

— Что вы хотите?

— Сегодня прекрасный день.

— Я устал. Чертов стук. — Он указал на окно. — Слышите?

Они послушали, утвердительно покивали. Некоторое время Ребекка теребила пасторский воротничок, потом протянула руку, взяла его за плечо.

— А теперь, Фредрик, пожалуйста, внимательно послушай. У Кристины хорошие новости.

Она обернулась к Кристине Бьёрнссон, которая присела на койку, рядом с ним. Полное тело, спокойный голос.

— Ну так вот. Фредрик, вы свободны.

Он выслушал ее. Но не ответил.

— Вы понимаете? Свободны! Вас только что признали невиновным. Мнения суда разделились, но присяжные признали ваши действия самообороной.

Ее слова, откликнуться на них нет сил.

— Послушай, ты можешь выйти из камеры, снять с себя эту робу. Сегодня вечером ты запрешь свою дверь, только если захочешь.

Он снова встал, подошел к окну, к железному подоконнику, громыхавшему еще громче прежнего. Дождь усилился. Будет гроза.

— Я не знаю…

— Что ты сказал?

— Не знаю, имеет ли это значение.

— Что не имеет значения?

— Я вполне могу и здесь остаться.

Почему-то он вспомнил армейскую службу. Как он ее ненавидел, как считал минуты, как в один прекрасный день она кончилась и он с ощущением пустоты молча вышел за ворота; и радость, и тоска, и предвкушение вмиг исчезли, все это время они питали его жизненной силой — и выгорели. Вот и сейчас, как тогда.

— Вряд ли вы поймете. Я кончился.

Ребекка и Кристина Бьёрнссон переглянулись.

— Да. Мы вправду не понимаем.

Ему не хотелось объяснять. Хотя они заслуживали попытки объяснить.

— Я больше не существую. У меня ничего нет. Была дочка. Ее нет. Ее искромсал человек, который и прежде рвал и резал. У меня был человеческий облик. Теперь его нет. Я считал жизнь неприкосновенной — и насмерть застрелил другого человека. Я не знаю. Не знаю, черт побери! Когда теряешь жизнь — что остается?

Они так и сидели на его койке, ждали, пока он менял одежду, менял окружающий мир.

Фредрик больше не принадлежал к миру заключенных.

Он кивнул охраннику с неподвижными глазами, по дороге задержался в коридоре, купил кофе в пластмассовом стаканчике из глухо гудящего автомата, прошел дальше к выходу, напрямик мимо двух десятков журналистов, точь-в-точь как в зале суда, им хотелось урвать клочок его лица, а он ничего не говорил, ничего не выказывал, обнял Ребекку и Кристину Бьёрнссон на тротуаре и сел в ожидающее такси.

•

Бенгт Сёдерлунд во всю прыть бежал через Талльбакку. От своего дома. Бедро болело, во рту привкус крови, как в детстве, когда он бегал кросс на школьных соревнованиях и приходил к финишу первым, не потому, что был самым сильным и тренированным, а потому, что твердо решил быть первым. Теперь он бежал снова. Словно боялся не успеть, словно должен учесть каждую секунду, приберечь на будущее.

Вдали виднелся дом Уве и Хелены, они дома, машина стоит у гаража, на кухне горит свет. Он взбежал по лестнице, не позвонив в дверь, сразу ворвался в прихожую и, размахивая листом бумаги, крикнул в гостиную: