Озноб - Малышева Анна

Ирина отмахнулась и отвернулась к стене, давая этим понять, что разговор окончен. Сестра посидела рядом еще минуту и, убедившись, что та не расположена к беседе, поднялась. В ее голосе звучал упрек:

– Уж от меня ты могла бы ничего не скрывать! Тебе плохо, так нечего изображать равнодушие, еще хуже будет! Впрочем, я не навязываюсь…

Младшая сестра молчала, и та наконец ушла. Некоторое время шумела вода в ванной, потом Ольга звенела посудой, прибираясь на кухне. Даже по этим звукам можно было понять, что она вне себя и с трудом сдерживается, чтобы не разбить пару чашек. Прислушиваясь, Ирина впервые задала себе вопрос, как долго они продержатся вместе.

«Ей нужна моя откровенность, а я не люблю выворачиваться. Она бы на моем месте плакала, а я твержу, что мне все равно, и у нее создается впечатление, будто я ей не доверяю. Она работает, полдня мы не будем встречаться, но остальное время, выходные, праздники… Я ушла из дома к Егору почти одиннадцать лет назад, мне исполнилось двадцать три года, и я была, пожалуй, совсем другим человеком. Тогда я умела и плакать, и жаловаться, и смеяться по-дурацки, просто оттого, что смешно… Но правду говорят, муж и жена становятся похожими друг на друга, и я изменилась, стала более замкнутой, сдержанной. Теперь нам с Олей будет нелегко ужиться!»

В квартире давно уже установилась та особенная, глубокая тишина, по которой можно догадаться, что все ее обитатели спят, а Ирина все ворочалась с боку на бок, напрасно стараясь усыпить себя размышлениями на отвлеченные темы или детскими воспоминаниями. Сейчас ей плохо удавался этот испытанный прием, к которому она прибегала всегда, когда не могла заснуть. О чем бы она ни думала, в ее мысли неизбежно вклинивались образы, которые Ирина хотела бы выбросить из памяти навсегда. «Заснеженная улица, уединенный дом и два силуэта в окне… Вот чем это порой оборачивается! А ведь моя тезка любила Сергея, когда выходила замуж, не по расчету же… У него талант разочаровывать женщин, да, теперь я в это могу поверить. Наверное, это происходит потому, что о женщинах-то он и не думает, по большому счету. Что сказал Давид? У Сергея даже любовниц не было, настолько его интересовали деньги. Да, очень трудно уйти от мужчины, который даже не изменяет тебе, к тому же, если ты его когда-то любила… Люди стали чужими, им давно пора бы расстаться, но они еще держатся друг за друга. Она по своим причинам, он по своим… Как… мы с Егором!»

Последнее сравнение настолько ошеломило ее, что она села в постели, растерянно улыбаясь. Сон окончательно покинул ее, теперь Ирина была так бодра, будто не лежала в жару еще пару часов назад. Параллель, которую она только что провела почти случайно, на глазах становилась все более явной, и это не то смешило, не то пугало ее.

«Да… Нет! У Егора никакого расчета не было, и у меня тоже, мы просто жили друг с другом по привычке! Но… Если бы у меня была материальная возможность жить отдельно, разве бы я не воспользовалась ею, как та, другая Ирина? Ведь я так мечтала удрать за город, жить там одна, что меня даже обрадовало условие Сергея насчет гостей! Что это, как не первый звоночек! Егор-то понял, что моя радость неспроста. Недаром он так завелся, был против, предостерегал от мнимых опасностей! Как психолог он отлично знал, что значит этот мой шаг! Это я пыталась себя обманывать!»

Ирина зажгла свет и взглянула на часы. Было уже за полночь. Выспавшись за день, женщина чувствовала себя невероятно отдохнувшей, от болезни и следа не осталось. «Возможно, Оля права. Это была реакция на стресс. Все же такие приключения даром не проходят. Но Егору незачем об этом знать, ни за что его не упрекну и первой не позвоню. Если он уже начал бракоразводный процесс, пусть продолжает, подключусь, когда потребуется. И никаких сцен, никаких слез. Унижаться я не буду!»

Она уговаривала себя, но не могла отвести глаз от мобильного телефона. Где-то на заднем плане сознания вертелась навязчивая мысль, которая становилась все более ясной. «А где он сейчас, вернулся домой? Конспирация позади, так может… Во всяком случае, на работе он должен появиться, или его уволят, завотделением и так в ярости, рвала и метала. Она ему не простит своих звонков по милициям и моргам, сорванных приемов и семинаров. Как и тетя Саня – она ему еще отмстит! Да, тетка такого никогда не забудет. И пусть обвинит во всем меня, кого же еще, все равно будет припоминать племянничку эту выходку. Мать, конечно, простит ему все, иначе не бывало, поплачет в трубку и простит. А я буду молчать. Только вот… Правда, как быть с машиной?»