Суд Линча - Троицкий Андрей

Леднев вытянул голые ноги, обутые в белые кроссовки, закрыв глаза, дышал ровно и глубоко. Он вдыхал запах прорезиненного пола, старых дерматиновых, набитых волосом матов, железа и пота. Эти запахи волновали, сердце билось быстрее, а на запястье в такт этим ударам пульсировала голубая жилка. Да, из таких «качалок» выросли все легендарные московские гангстеры и все легендарные московские сыщики. И ни одного кинорежиссера. Открыв глаза, Леднев поднялся на ноги. Мельников уже отложил гантели.

– Подожди, я тоже иду, – он встал и пошел вслед за Ледневым к дверям зала. – Что-то сегодня тяжело идет. Сегодня просто утонул в собственном поту. Видно, уже старость звонит дверь.

Раздевшись догола, Леднев вошел в кабинку душа, пустил воду и шагнул под горячий дождь.

– Хо-о-орошо, – крикнул он, перекрикивая голосом шум льющейся воды. – Как самочувствие?

– Ног под собой не чувствую, еле стою.

Выйдя из– под душа, Леднев взял банное полотенце, растерев им кожу на спине и груди докрасна. Не дожидаясь Мельникова, он прошел в раздевалку, хлюпая по кафельному полу резиновыми тапочками. Здесь он, вытащив из металлического шкафчика брюки и свежую сорочку, оделся, сложил в отдельные пакеты тапочки, использованное белье и полотенце. Достал из шкафчика двухлитровый термос. Чай оказался слишком крепким, вяжущим рот, с привкусом свежей мяты. Леднев сделал несколько небольших глотков, вздохнув от удовольствия, поставил стакан на стол, жалея, что не захватил с собой чего-нибудь съестного. Горячий парок поднимался над стаканом.

Леднев стал наблюдать, как Мельников, вернувшись из душевой, взвешивается и вытирает полотенцем голову перед прямоугольным зеркалом. Причесавшись на косой пробор, Мельников надел брюки от спортивного костюма и черную майку без рукавов, сел на скамью рядом с Ледневым и потянулся к термосу с чаем.

* * *

– Не хотел тебе задавать неприятные вопросы, – Леднев откашлялся.

– Спрашивай, – Мельников пожал плечами. – Что, во время твоего последнего визита на Старую площадь Чикин опять сказал обо мне какую-нибудь гадость?

– Дело не в Чикине, – сказал Леднев, – а во мне. Конечно, вся эта история быльем поросла. Но мне хотелось бы знать, почему тебя выгнали из милиции?

– А, вот ты о чем, – Мельников поморщился. – Если бы не Чикин, этого вопроса ты не задал. Но я готов ответить. Во-первых, об этом я уже говорил, из милиции меня не выгнали, я сам подал рапорт. Это разные вещи. Во-вторых, это моя любимая мозоль. Ты мог бы обращаться с ней бережнее.

Сейчас Леднев пожалел, что начал этот разговор. Спрашивать Мельникова, почему тот ушел из милиции, все равно, что спрашивать самого режиссера Леднева, почему не получился его последний фильм. Можно придумать сотни, даже две сотни объяснений, но ничего уже не исправить, не изменить. Мельников допил свой чай и вытер ладонью со лба мелкие капли испарины.

– Началось все с того, что в одном спальном московском районе нашли в овраге труп восемнадцатилетней девушки, – Мельников взялся за ручку термоса и наполнил свой стакан. – Убита она была неумело. Сперва ей пытались в нескольких местах вскрыть вены, нанесли несколько беспорядочных колотых ранений, потом перерезали горло. Экспертиза показала, что девушку перед смертью изнасиловали три разных мужчины. Долгое время мы не могли установить личность убитой. Единственный свидетель – женщина, возвращающаяся ночью от подруги. Она слышала из оврага стоны и крики, но вызывать милицию не стала, думала пьяные повздорили. Преступников не видела, заметила только пустую белую «Волгу» неподалеку от того места. Личность девушки установили только через три недели после её смерти. Психически неуравновешенна, часто в поисках приключений уходила из дома на два-три дня, а то и на неделю, не работала, не училась, половую жизнь вела с тринадцати лет. Кстати, родители её первые две недели не искали, подумали, потом сама объявится. В общем, личность установили, но это нам практически ничего не давало. Дело зависло, и просвета в нем я не видел.

Вскоре в другом районе Москвы нашли мумифицированный труп девушки, пролежавший там под кучей всякого старья восемь месяцев. Девушка, девятнадцати лет. Отец – научный работник, мать – врач-педиатр. Свидетелей, конечно, нет. Хотя личность погибшей установили быстро, это нам мало что давало. В день исчезновения она отправилась к подруге, но до места не доехала, а оказалась совсем в другом конце города. Ее изнасиловали трое мужчин, потом отрезком водопроводной трубы проломили череп и для верности перерезали горло.