Пассажир без багажа - Малышева Анна

– Так, – сказал мужчина в железнодорожной форме с погонами, едва заглянув в туалет. – Ну-ка, Галя, бери рацию и вызывай «скорую». А я попробую его снять.

Варя, наконец, выпустила поручень и бросилась к туалету. Оттолкнула мужчину и заглянула. Она увидела мужа. Точнее, его спину, которая появилась перед ней как-то странно высоко. Она не сразу поняла, что его ноги не касаются коврика на полу. В первый момент ей показалось, что он стоит, тесно прижавшись к окну, будто высматривая кого-то на перроне. Но что можно было увидеть сквозь белое матовое стекло?.. Потом она увидела валяющийся в раковине фотоаппарат – без футляра. Пустой футляр покачивался возле бедра Андрея. И наконец, заметила, что ручка наглухо задраенного окна обмотана кожаным ремнем, на котором висел футляр. Впрочем, теперь не только футляр… Этот же ремень туго врезался в шею Андрея. В зеркале отражалась часть его лица, прижатого к оконному стеклу. Это искаженное лицо показалось ей совсем чужим, незнакомым. И все-таки, она его узнавала.

– Это ваш муж? – спросил ее начальник поезда, все еще задыхающийся после борьбы с замком.

Варя открыла рот, чтобы ответить, но не услышала своего голоса.

– Это он? – тихо, испуганно спросила ее Наташа, возникшая у нее за спиной.

Варе, наконец, удалось двинуть губами. Наверное, ее ответ услышала только она сама.

– Да, – сказала Варя. – Это он.

Она почувствовала, что ее берут под руку. Наверное, это была все та же Наташа. Варя даже не взглянула, кто помог ей дойти до ближайшего купе, кто усадил ее и предложил минеральной воды. К стакану она не притронулась. Сидела, уставившись на свои колени. И прислушивалась к тому, что творилось возле туалета. В стенку коридора что-то ударилось. Она косо взглянула в ту сторону и увидела потемневшие, отполированные ручки брезентовых носилок. Зажмурилась, чтобы больше ничего не видеть. Если бы можно было и не слышать… В вагоне появлялись все новые мужские голоса, слышались тяжелые торопливые шаги, какая-то возня возле туалета. Ее тронули за плечо:

– С вами тут поговорить хотят.

Она подняла глаза. Фигура проводницы расплывалась, она казалась сине-белым пятном.

– Он уже умер, да? – глухо спросила Варя. – Он уже был мертвый?

– Да, – будто издалека, донесся до нее ответ. – И Дмитрий Павлович говорит, что уже давно… Ой, я просто не знаю, что будет! Первый раз у нас такое, мы четвертый год с Галкой ездим… Вы можете встать? Или вам помочь? Может, таблетку примете, от сердца? У нас есть аптечка.

– Не надо, сердце у меня в порядке, – пробормотала Варя.

– Там милиция ждет, – добавила девушка.

– Да-да, сейчас, – Варя попыталась встать, но тут же снова опустилась на полку и спрятала лицо в ладонях. Только сейчас она по-настоящему поняла, что все кончено и Андрея она больше не увидит. Проводница еще что-то говорила ей, но Варя не слышала. В голове билась, не находя выхода, одна мысль: «Что я ему сказала в последний раз? Что я сказала? Что он ответил? Не помню, не знаю… И уже никогда не узнаю…»

Глава 2

Поезд пришел в Москву в восемь двадцать пять утра. Домой Варя попала только в четвертом часу пополудни. Медленно взобралась по лестнице, стараясь идти так, чтобы сумки не били ее по ногам. Поставила их перед дверью, достала ключи. Не успела она повернуть первый ключ в замке, как дверь распахнулась и на пороге появилась мать:

– Господи, куда же вы пропали?! Я чуть с ума не сошла! Пироги пересохли, весь обед простыл… Ну, с приездом, заходи, наконец-то… А где Андрей?

Варя молча поставила сумки в прихожей, скинула туфли, прошла в большую комнату. Присела на диван, машинально погладила кошку. Та спала, свернувшись в клубок, и со спины невозможно было определить, кто это – Кришна или Вишну. Кошка тут же проснулась, увидела Варю и с урчанием залезла ей на колени. В комнату вошла встревоженная мать:

– Варь, а где Андрей? Я там стою-стою, жду, когда он поднимется…

– Мам, сядь, – попросила Варя. Но та ее не послушалась и гневно взмахнула кухонным полотенцем:

– Скажи по-человечески – опять поссорились?

– Нет, мама. Ты можешь дать мне воды?

Мать с ворчанием ушла на кухню. Оттуда доносился теплый запах пирогов. У Вари дрожали руки – то ли от тяжелых сумок, то ли от волнения. На вокзале, в помещении милиции, она держалась хорошо. Не плакала, не кричала, пыталась толково отвечать на вопросы. А сейчас опять размякла, и, когда мать принесла ей воды, едва смогла взять стакан. Та, наконец, поняла, что с дочерью творится что-то неладное. Присела рядом, заглянула ей в лицо: