Роскошная хищница, или Сожженные мосты - Крамер Марина

Возможно, это была просто очередная бабья дурь, но Марине постоянно казалось, что Егор присутствует здесь. Что он видит ее и сына, как-то воздействует на многое из того, что происходит с ней, несмотря на то, что при жизни не имел такого влияния. Хотя ведь именно благодаря ему, Егору, в Марининой жизни случались вещи, так или иначе ее менявшие. И то, что у нее есть сын...

Спать она ушла поздно, сидела почти до глубокой ночи в каминной, пила чай и думала. Поднявшись в спальню, не обнаружила Хохла – значит, обиделся серьезно и, скорее всего, ушел в маленькую комнатку под лестницей, где обитал при Малыше. «Что за детсад, ей-богу! А что, если...» – вдруг пронзила Марину мысль о том, что строптивый Женька запросто мог ослушаться и уехать в город. Спустившись вниз, она осторожно подошла к неплотно закрытой двери в комнатку Хохла и с облегчением увидела, что там горит свет и сам Хохол что-то тихо насвистывает. Почувствовав, как беспокойство уходит, Коваль развернулась на каблуках домашних туфель и пошла к себе в спальню.

Там, скользнув под прохладный шелк одеяла, она постаралась выбросить из головы все мысли, чтобы нормально выспаться.

Близилась пятница, день свадьбы Ветки и Беса, и накануне подруга позвонила, сообщив, что ждет в гости на девичник. Коваль удивилась:

– Зачем тебе это? Что за предрассудки?

– Почему предрассудки? Я просто хочу провести с тобой последний вечер своей незамужней жизни – что тут странного?

Марина скорчила гримасу, радуясь, что Ветка не видит сейчас ее лица.

– Ты не совсем здорова, дорогая, и пить тебе нельзя совсем...

– Мы пить и не будем, – фыркнула она. – Тебе только дай повод, чтоб нажраться до беспамятства, а еще мамаша! Я поговорить хочу, пообщаться. Ты совсем закопалась в своих домашних делах, в своих разборках, не приезжаешь ко мне, не звонишь. А ведь иногда надо и расслабиться.

Против этого возразить было нечего, да и не так часто Ветка просила подругу о чем-то, поэтому Марина согласилась. Женька все еще обижался на нее, разговаривал сквозь зубы, даже ночевать в спальню ни разу не пришел, так и уходил в свою каморку. И Марина решила, что давно не устраивала Хохлу легких эмоциональных потрясений, а потому и не сказала, что собирается уехать из дома на всю ночь.

Ветка справедливо расценила, что в доме Беса затевать что-то смысла нет – помешают, и пригласила Коваль в город, в свою квартиру, которую благоразумно сохранила. Видимо, готовясь к вечеру, она отправляла сюда кого-то из домработниц, потому что в квартире царил порядок, все сверкало чистотой, даже цветы стояли в вазах. Сама Ветка, еще не совсем оправившаяся после ранения и операций, в простом шелковом платье цвета сливок, доходившем ей до щиколоток, сидела в кресле и курила. Выглядела она уже намного лучше, чем в прошлый Маринин визит, и даже на щеках был легкий румянец. Белокурые локоны небрежно падали на плечи, голубые глаза, тщательно подкрашенные, как-то таинственно поблескивали. Красавица с кукольным фарфоровым личиком.

– Привет, дорогая. – Марина, не раздеваясь, подошла к ней, обняла, поцеловала в щеку, протянув букет ее любимых бледно– розовых роз. – Отлично выглядишь.

Ветка улыбнулась, провела рукой по ее щеке:

– Ты тоже, Коваль... ты тоже... Проходи, я цветы поставлю.

Она с чуть заметным усилием встала на ноги и, придерживаясь рукой за стену, пошла в кухню, а Марина, сбросив на вешалку пальто и стянув сапоги, устроилась на диване, поджав под себя ноги. В комнате пахло чем-то странным, восточным – тяжелый, тягучий запах, обычно Ветка предпочитала легкие цветочные ароматы, а тут вдруг индийские благовония. У Марины слегка закружилась голова, даже курить расхотелось, хотя до этого была мысль достать сигарету. Вернулась Ветка, за ней пожилая женщина в фартуке вкатила небольшой сервировочный столик, расставила его содержимое на круглом стеклянном столе возле дивана, туда же, в самый центр, водрузила вазу с розами. Ветка внимательно наблюдала за ее действиями, словно выверяла правильность расстановки посуды и положения приборов, потом тихо сказала:

– Спасибо, Нина Андреевна, можете идти.

– Да, Виола Викторовна, – чуть склонила голову женщина и попрощалась. – Я своими ключами закрою, вы не беспокойтесь.

Подождав, пока домработница закроет за собой дверь, Ветка проговорила, глядя на Марину:

– Надеюсь, не сорвешься домой раньше времени?

Та улыбнулась и покачала головой:

– И не надейся, сегодня я останусь у тебя. Я ж не дура, Ветка, и прекрасно понимаю, что ты задумала. Ведь не зря весь этот антураж – свечи, ароматы, стол... и травой пахнет – не сомневаюсь, что ты сейчас меня накачаешь какой-нибудь своей колдовской дрянью. И еще кальян стоит за креслом – тоже не для мебели, насколько я понимаю.

Ветка рассмеялась своим мелодичным смехом, потом пересела к ней на диван и обняла:

– Ты все правильно сказала, дорогая... я только боялась, что ты не согласишься, не приедешь. Ты такая правильная стала в последнее время, даже непривычно. Изменилась...

– Да не изменилась я, Ветуля, куда мне, – Марина прижалась к ней, чувствуя, как та напряглась от этого движения. – Просто... жизнь какая-то пошла – никакой радости, Егорка только... И Хохол стал невменяемый, чуть что – обижается, молчит, уезжает. Я так устала...

Ветка гладила ее по волосам, против обыкновения сегодня не затянутым в узел, а распущенным по спине, и лицо ее было мечтательным, словно она смотрела в будущее и видела там только хорошее. Они долго сидели так, уже совсем стемнело, комнату заполнил полумрак, накрывая их, как пледом.

– Погоди, я свечи зажгу, – прошептала Ветка, вставая и беря со столика коробок с длинными каминными спичками.

Пламя от загорающихся толстых свечей освещало ее бледное лицо, делая его почти мраморным, Марина невольно залюбовалась ее неторопливыми движениями, плавными жестами, ее удивительным спокойствием, прежде ей так несвойственным. Как будто ранение и последовавшее за ним долгое лечение открыли Ветке какую-то новую меру жизни, изменили ее и внешне, и внутренне. И эта новая Ветка почему-то притягивала, вызывала желание прикасаться, просто быть рядом, сидеть и смотреть на нее. Удивительно, они совсем не разговаривали, молча поужинали, молча перебрались обратно на диван и сели, обнявшись. Марина вдруг захотела плакать, слезы сами покатились по щекам, падая на руку Ветки, она развернула подругу к себе и тихо спросила:

– Что с тобой, родная моя? Тебе плохо?

– Да... – выдохнула Марина. – Мне плохо...

– Погоди-ка...

Ветка осторожно высвободилась из ее объятий и пошла к столу, взяла стакан и керамический кувшин, налила какую-то темно– золотистую жидкость и протянула Марине. Она поднесла стакан к губам, ощутила травяной аромат, похожий на запах полыни и еще чего-то терпкого, глотнула – напиток оказался теплым и приятным на вкус. Буквально через полчаса ее «отпустило», и Коваль расслабилась. Ветка курила в кресле напротив, не сводя с нее голубых прозрачных глаз.

– Легче?

– Легче... совсем почти хорошо... – язык почему-то заплетался, губы тоже не слушались, да и ощущение у Марины было такое, словно она видит себя со стороны – сидит здесь же и наблюдает за собой, любимой. – Чем ты меня напоила?

– Не бойся, я не сделаю ничего, что бы могло причинить тебе вред, – я же люблю тебя...

Она поднялась из кресла и протянула Марине руку:

– Идем, дорогая... – и Коваль послушно пошла за ней в спальню, чувствуя себя игрушкой в чужих руках.

Ветка, несмотря на свое не совсем окрепшее здоровье, интереса к постельным утехам не утратила, как, впрочем, и умения. Марина уплывала от ее прикосновений, от поцелуев и жадных рук, гладящих тело. Самое интересное, она ничего не требовала взамен, ей было абсолютно не важно, ответит ли Марина на ее ласки – лишь бы не мешала, не ломала кайф.

– Маринка... я никогда не забуду тебя... – прошептала Ветка, упав рядом и уткнувшись лицом в Маринины волосы, рассыпавшиеся по подушке. – Ведь это наша с тобой последняя встреча, ты поняла?

Коваль села и испуганно уставилась на подругу:

– Ты что?! О чем ты говоришь?!

– Т-с-с! Не кричи так... я не о том, о чем ты подумала. Завтра моя свадьба... и больше нам с тобой никто не позволит вот так, как сегодня... Да я и сама уже хочу нормальную семью, Маринка... Детей не будет, вот что плохо, но ведь сейчас и это поправимо, правда?

У Марины отлегло от сердца: она решила, что Ветка собралась... нет, она не хотела даже думать об этом. Коваль снова легла рядом с ней, поцеловала и прижалась лбом к плечу.

– Ветка... ты можешь сказать мне... – начала она, но ведьма перебила:

– Нет, не проси, я не скажу. Как ты будешь жить, если все узнаешь наперед? Ведь ты уже спрашивала меня об этом – помнишь? Когда погиб Егор. И уже тогда я сказала тебе, что никогда не открою того, что вижу, потому что это тебя убьет раньше, чем настанет момент, определенный тебе свыше.