Первая леди города, или Между двух берегов - Крамер Марина

В голове шумело и плыло, все-таки доза текилы была великовата, зато завтра Марина сможет спокойно списать все произошедшее на состояние полной невменяемости и не мучиться угрызениями совести.

«Ух, какая же я умница все-таки!»

Сквозь шум в ушах и состояние какой-то эйфории Коваль вдруг услышала голос Егора, произносящий отчетливо и ясно:

– Да, моя девочка… вот так, моя родная, детка моя, вот и хорошо…

Марина открыла глаза и поняла, что все это лишь бред пьяного воображения – нет никакого Егора, есть только вот этот холеный чужой мужчина, блаженно закрывший глаза и двигающийся в ней.

«Черт, точно Розан сказал – пора прекращать пить, вот уже и галлюцинации мучают, так и до „белки“ рукой подать!»

Но Грег был весьма хорош в постели, очень даже хорош, она и не думала, что так бывает. Только Егор мог так чувствовать ее, и вот, оказывается, есть еще кто-то…

Коваль так и осталась у него, не в силах возвращаться к себе и выслушивать претензии Хохла, а ведь они явно будут – не спустит же ревнивый Женька ее отсутствие в течение стольких часов!

Ночью Марине захотелось курить, и она пошла на балкон, завернувшись в махровый халат спавшего Грега. Закурив, села в кресло, сунула руки в карманы и нащупала в одном из них небольшой плоский предмет. В темноте было плохо видно, Марина поднесла вещь к глазам и обомлела от ужаса – на ладони лежала золотая зажигалка, на которой бриллиантами были выложены две подписи и дата. День их с Егором свадьбы и их автографы.

У Коваль все поплыло перед глазами, но она собрала все силы, чтобы не грохнуться в обморок и не заорать на весь Лимассол. Это не могло быть совпадением – работа штучная, она вместе с Хохлом заказывала эту вещь у его приятеля, он заверил, что второй такой не будет, да и кому нужен день ее свадьбы?

«Елки, что происходит вокруг меня? Откуда взялся этот странный мужик, откуда в его кармане зажигалка, принадлежавшая моему мужу, что вообще все это значит?!»

Она так и просидела на балконе всю ночь, до самого рассвета, крутя в пальцах предмет, помнивший прикосновения рук Егора. В спальне проснулся Грег, ходил по комнате и бормотал что-то, наконец вышел на балкон и сказал:

– О, а я ищу халат…

– А вот это ты не ищешь? – не поворачиваясь к нему лицом, спросила Коваль по-русски, подняв над головой зажигалку. – Здравствуй, Егор.

Сзади молчали. Марина встала, опираясь на свою трость, повернулась к опустившему голову Грегу, Егору, или кто он там еще был, отвесила ему пощечину и пошла в спальню, подхватив там свое платье и белье.

– Остановись, Коваль! – раздалось за спиной. – Ты не можешь уйти от меня вот так…

– А ты – мог уйти так, как ушел? Значит, и я могу!

– Я прошу – выслушай меня!

– Я не желаю ничего слышать, не желаю знать ничего, вообще не хочу видеть тебя никогда! Все, тебя нет, ты умер, разбился в день рождения, я тебя похоронила! И на этом все!

Как была, в халате, с платьем и туфлями в руках, она вышла из его номера и пошла к себе. Поднимаясь пешком на седьмой этаж, Марина столкнулась со спускающимся вниз Хохлом. Он пришел в ярость, кинулся к ней, но, увидев бледное лицо, отшатнулся:

– Что случилось?

– Оставь меня в покое.

Марина прошла мимо него в свой номер, заперлась изнутри и достала из бара бутылку текилы. Расправившись с ней за двадцать минут, она провалилась в сон, больше похожий на наркоз, чем на опьянение.

Коваль не могла даже представить, что можно поступить так с человеком, которого якобы любишь, с которым прожил вместе шесть лет. Просто взять и инсценировать собственную смерть, зная, как он дорог ей, как трудно и тяжело ей будет без него. Неужели такое бывает? И что он сделал со своим лицом, как вообще оказался здесь именно в это время? Как же ей теперь жить со всем этим?

Очнулась она только после обеда, и то не сама – Хохол ломился в дверь, но Марина не открывала, и тогда он решил вопрос в своей обычной манере – перелез через балкон, наплевав на то, что этаж – седьмой.

– Что происходит? – Он сел на постель рядом с ней и взял за руку. – Что с тобой, зачем опять напилась?

– Я нашла его, Женька, – пробормотала Марина сквозь зубы, с трудом открывая тяжелые веки.

Она села, прижавшись к спинке кровати, натянула простыню до подбородка.

– Кого? – не понял Хохол, убирая с ее лица волосы.

– Знаешь, кто это был? Малыш!

– Так, все – здравствуй, «белочка»! – констатировал телохранитель, щупая лоб прохладной ладонью. – Допилась, Коваль, – покойники приходят! С сегодняшнего дня – ни капли! Убью, если увижу! Куда тебя водил этот англичанин, в кальянную?

Она стряхнула его руку и снова повторила:

– Ты не понял, что ли? Этот англичанин и есть Малыш.

– Нет, ты точно в дурку угодишь у меня. Какой англичанин? Это который цветы тебе таскает корзинами? – Хохол смотрел сочувственно – надо же, насколько сильно она была привязана к своему мужу, до сих пор в каждом мужике ищет что-то от Егора.

– Да.

– Ой, не смеши меня! Даже если очень много выпить, и то вряд ли этот хлыщ сойдет за Малыша! – Хохол даже фыркнул от ее утверждения, но тут раздался стук в дверь, и, опередив Маринин запрещающий возглас, он открыл дверь, впуская в номер ее мужа. – Вот, гляди – явился твой англичанин!

– Выйди отсюда, Хохол! – на чистейшем русском резко приказал Егор.

Надо было видеть обескураженное лицо Хохла: такого выражения Коваль не видела ни до, ни после этого случая. Но ему быстро удалось прийти в себя, он схватил не ожидавшего такой прыти Егора за свитер и притянул к себе:

– Ты?! Ты… сволочь! Как ты можешь приходить сюда?! Паскуда, да я ж тебя… – Но не зря столько лет Малыш держал себя в прекрасной форме, ничего не стоило ему освободиться от рук Хохла и одним движением свалить того на пол, завернув обе руки за спину:

– Я же просил тебя – уйди! Почему вы никогда не понимаете по-хорошему, ни ты, ни твоя хозяйка?

– Я убью тебя, Малыш! – процедил прижатый к полу Хохол, пытаясь вырваться. – Клянусь, за то, что она пережила, я тебя порву на куски! Так даже петушня не поступает – кинуть женщину, разыграв свою смерть! Ты не думал о том, как будет жить твоя жена?

– С тобой я не собираюсь ничего обсуждать. Если я уберу руки, ты уйдешь отсюда и дашь мне поговорить с моей женой?

– Я не жена тебе больше, Егор, – совершенно трезво и здраво сказала вдруг Марина. – Отпусти Хохла и убирайся из моей жизни, раз уж ты все равно мертв.

– Я не уйду, пока не поговорю с тобой, – упрямо повторил он, не позволяя Хохлу шевельнуться. – Мне нужно многое тебе объяснить.

– Не желаю слушать твое вранье, Малыш. Ты убил не только себя, ты и меня убил в тот день, и теперь никакие объяснения, никакие разговоры не заставят меня поверить тебе. А простить то, что ты со мной сделал, вообще невозможно.

– Так, с тобой тоже все ясно! – С этими словами он поднял Хохла с пола и вытолкал за дверь.

Марина услышала, как щелкает замок соседнего номера, как там матерится Женька, пытаясь, видимо, выбить крепкие дубовые двери.

Егор вернулся и сел на постель возле нее. Коваль подобрала под себя ноги, отодвинувшись на самый край кровати, и враждебно смотрела на него. Это чужое лицо раздражало, она хорошо помнила, как почти в такой же ситуации оказалась не так давно, оставшись в одной комнате с влюбленным в нее до одури ресторатором Гариком[1]. Тоже чужое лицо и родной, знакомый до дрожи в коленях голос. Только, в отличие от Гарика, этот человек действительно был когда-то ее мужем.

– А теперь иди отсюда, – устало попросила Марина. – Я не хочу с тобой ничего обсуждать, вообще не хочу разговаривать.

– Нет, ты выслушаешь меня… – Но она сорвалась на крик, стараясь сделать все, чтобы только он ушел, оставил ее:

– Вон!!!

И Егор подчинился, бросив на нее взгляд, полный жалости и сочувствия. Как будто оно ей было нужно! Едва за Егором закрылась дверь, как через балкон явился Хохол, бросившийся к Марине и подхвативший ее на руки:

– Успокойся, все нормально! Я чуть не спятил – в натуре, Малыш! Только морда… а хватка прежняя – чуть руку не сломал на фиг. Так не бывает…

– Бывает, к сожалению.

– Пойдем в душ?

– Только если отнесешь – сама не могу.

В душе он не отпускал ее до тех пор, пока Марина не отключилась и не обвисла в его руках, только тогда отнес обратно в спальню и уложил, растягиваясь рядом.

Они проспали до вечера, обнявшись и периодически начиная целоваться сквозь сон. Наконец Коваль проснулась окончательно, легла сверху на спящего еще Хохла и потерлась носом о его нос:

– Просыпайся, а то уйду!

Его ручищи обхватили Марину и прижали так, что дышать стало нечем:

– Я тебе уйду! Пойдем ужинать, а?

– О, ты все готов на еду променять, даже меня! Вставай! – Она поцеловала его в губы и еле сумела вырваться.

Малыш в ресторане не появился. Он верно оценил ситуацию и понял, что сегодня не стоит продолжать свой натиск, иначе она окончательно вспылит и больше не подпустит его к себе даже на пять метров. С ней лучше выждать время, дать остыть и трезво взглянуть на вещи, откинув в сторону эмоции. Он всегда поступал так, когда не хотел давить и заставлять Марину принимать какое-либо решение. И такое поведение обязательно приносило плоды.