Сокровище князей Радзивиллов - Тарасевич Ольга

Лежали.

Раньше – лежали.

Только теперь набора там нет…

Все ясно. Игорь взял краски для того, чтобы превращать трупы в «апостолов» из сокровищницы Радзивиллов. Его любовь переросла в болезнь. Он болен, болен! А когда муж понял, что разоблачение близко, то просто вышвырнул догадливую жену, не оценившую его жертв, в окошко. Игорь сошел с ума, это очевидно.

Теперь он бормочет:

– Алеся, прости меня. Я не знаю, как так вышло. Я не хотел. А краски я отдал своему приятелю-художнику. Он заходил ко мне, когда тебя дома не было. Мне этот набор все равно без надобности…

Дорога ложка к обеду! Теперь уже никакой веры его словам нет и быть не может…

Придут ли сюда врач, милиция, да хоть кто угодно?

Лишь бы пришли и вывели отсюда вон этого психопата!

В его голосе уже истеричные нотки.

Кажется, еще немного – и он доведет задуманное до конца, сделает то, что в Доме прессы сделать не получилось.

Это муж притащил ее в ту комнату отдыха. Открыл окно: «Сегодня так душно, Алеся». А потом с криками: «Как ты можешь меня обвинять?!» – сильно толкнул…

К счастью, из намерений физического уничтожения ничего не вышло.

Но морально… душа выжжена дотла, там не осталось ничего, кроме боли. Если бы муж хотел ранить сильнее – ничего бы не вышло, он изуродовал все самое святое. Он изгадил все самое чистое – любовь к родной стране, тему диссертации, ту светлую радость, которую всегда доставляли письма из радзивилловского архива, тот трепет и замирающее от волнения дыхание…

Как жить теперь, когда все, что было так дорого, покрыто кровью и золотой краской?

Как продолжать работу, зная, что она стала причиной смерти ни в чем не повинных людей?

На эти исследования было положено столько лет жизни! Жертвовать прогулками, выходными, праздниками было легко, напряженный, изматывающий труд приносил только радость. Впереди ведь такая цель – открыть самой прекрасной на свете стране, исторически пережившей колоссальные испытания, прекрасные светлые страницы истории. Истории, которую есть за что ценить, любить, уважать…

Не удержавшись, Алеся застонала.

– Любимая, прости меня…

«Какая-то часть меня умерла там, в Несвиже. Я все отчетливее понимаю, как много я потеряла. Я уже никогда не смогу быть прежней, не смогу радоваться, с азартом исследователя продираться через польские и французские слова из радзивилловских писем. Но что тогда останется у меня? Ничего… Уже больше ничего, – думала девушка, и из ее глаз лились слезы. – Как все ужасно. Мне понадобится очень много сил, чтобы это пережить».

– Прости…

Господи, да когда же, наконец, этого подонка выведут из палаты и отправят за решетку?! Ему там самое место…

* * *

Забор и правда оказался гигантским. Соседи Шимова ограничивались стандартными двухметровыми плитами. Дмитрий же огородил свои владения бетонными панелями метров трех – трех с половиной в высоту. Пригнанные плотно друг к другу, они не давали ни малейшей возможности увидеть участок. Только в месте крепления калитки виднелась узкая щель. Лика подошла к ней вплотную, попыталась рассмотреть, что находится внутри. К сожалению, недалеко от входа, видимо, было посажено какое-то растение. Покрытые зеленью ветки практически полностью закрывали обзор, и…

– Девушка, подглядывать нехорошо, – вдруг раздался за спиной мужской голос.

Вздрогнув, Лика обернулась и покраснела: перед ней стоял хозяин дома собственной персоной, в хорошем спортивном костюме. А рядом с Дмитрием Александровичем огромный ротвейлер лениво зевал, демонстрируя черную пасть, розовый язык и огромные устрашающие клыки.

– Вы? – Шимов недоуменно вскинул брови. – Если не ошибаюсь, вы предпочитаете туристические объекты Несвижа. Каким ветром занесло в наши края?

– Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Я вам сейчас все объясню, – пролепетала Лика, замирая от ужаса. Ротвейлер тем временем продолжал деловито обнюхивать ее джинсы.

Серьезная агрессивная порода…

И собака без намордника! Немного обнадеживает, что ротвейлер виляет обрубком хвоста. Но обольщаться не стоит. Одно неловкое движение, смущающее песика, – и он приступит к быстрой ампутации конечностей, хватка у таких псов мертвая.

Однако собака вдруг доверчиво лизнула Ликину руку и тоненько заскулила.

– Кажется, я ему понравилась. Или это девочка? – Вронская облегченно перевела дух и поймала себя на мысли, что ей уже хочется потрепать пса по холке. – Он, наверное, добрый, не кусается? А у меня тоже есть собака, голден-ретривер.