Брачный контракт с мадонной - Степнова Ольга

Гранкин посмотрел на купюры.

Триста пятьдесят тысяч долларов!

Сколько не собирай по крупицам, эта чёртова сумма не уменьшается. Ну возьмёт он эту кучу, ну продаст квартиру и барахло, ну возьмёт кредит и заберёт последние деньги у Кирюхи, отложенные на покупку дачи, что останется?! Триста тысяч вместо трехсот пятидесяти?

— Не, Петрович, — простонал Гранкин. — Меня это не спасёт. Не спасёт меня это! — он опять ощутил жжение в горле, слёзы хлынули сами собой, будто кто-то внутри открыл краник, и Гранкин не мог оказать на этот процесс никакого влияния.

— Ну и дела! — Петрович звонко хлопнул себя по коленкам. — На тебя, что, наехали? Так давай помогу! Есть у меня… знакомая бригада. Деньги из моих должников выколачивает! Если я попрошу, они и твоим вопросом займутся.

— Нет! — заорал Гранкин. — Только не это, не надо бригады! Надо триста пятьдесят тысяч долларов!

Петрович присвистнул, почесал затылок и развёл руками:

— Деньги — мусор, но столько у меня нет! Да и зачем тебе столько?!

— Сказать не могу, не спрашивай. Вопрос жизни и смерти.

— Ну, если жизни… Слушай, давай по маленькой! Такие вопросы на сухую не решают.

Виталий пожал плечами. Он совершенно не знал, как решают такие вопросы.

* * *

Пивнушка называлась «У камелька». Было в этом названии что-то милое, уютное, трогательное и музыкальное. Вспоминалось о доме, тапочках, жене в халате, невынесенном мусорном ведре, семейном ужине и Петре Ильиче Чайковском.^[1] Правда, после первой кружки отличного, бочкового пива мысли эти бесследно испарялись. Закуска здесь тоже была отличная, а при желании можно было заказать и водку.

— Слушай сюда, — сказал Петрович Виталию, когда она уселись за столиком. Это был их первый поход в подобное заведение. Гранкин заказал большую кружку пива и пиццу, а Петрович графин водки и бутерброды с икрой. — Слушай, я уж не знаю, во что ты там вляпался, но море выпитых вместе крепких напитков не позволяет мне остаться равнодушным к твоей судьбе. Всю сумму я тебе, конечно, не организую, но кое-чем помочь смогу. Я тут новые печатные станки собрался покупать, да денег всё не хватало. А тут… индус на мою голову свалился, Сандипом зовут. Богатый, как падишах! Он решил у нас в России бизнес делать. Ему из Индии презервативы очень дешёвые без упаковки гонят, а он тут упаковку штампует, изделия заворачивает и по аптекам рассовывает. У них там в Индии типографские услуги — жутко дорогая вещь, зато презервативы копеечные. Вот он и хочет наладить тут такое прибыльное дело. Его товар самый ходовой в аптеках, потому что самый дешёвый, его оптовики тоннами хватают. Тиражи упаковки ему нужны бешеные! И он, представляешь, хочет со мной сработать! А ещё он собирается у меня печатать огромные, миллионные тиражи игральных карт. У него они какие-то особенные — очень оригинальный дизайн! В общем, на днях он мне должен предоплату внести, так я тебе тысяч тридцать долларов отстегнуть могу. Не буду пока станки покупать. Мои шалопаи-печатники пока на старых потрудятся, они и на них чудеса вытворяют!

— Спасибо, Петрович, — промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.

Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. — Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу… но отдам! Заработаю…

— Ладно, — махнул Петрович рукой. — Деньги — мусор, главное — дружба. Давай по маленькой!

Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.

— Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!

— Не могу, — замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. — Не могу, Петрович! Потом… как-нибудь.

— Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?

Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.

— Родила, — кивнул Гранкин.

— Э-э-э, худо дело, — Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. — Что, ребёнок урод?!!

— Какой урод?! — заорал Гранкин. — Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы — пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! — Гранкин беззвучно и судорожно зарыдал, уткнувшись носом в сложенные лодочкой ладони. — Триста пятьдесят тысяч долларов! — прошептал он. — Триста пятьдесят!

— Этому пива больше не наливать, — приказал Петрович подбежавшему официанту и тот деликатно, словно скользя на коньках, отъехал к соседним столикам. Петрович накапал из графина водки в столовую ложку, подсел поближе к Виталию и стал спаивать её как ребёнку, приговаривая: