Беда по вызову - Степнова Ольга

— Я отдам деньги. Или отработаю. Буду пахать два года бесплатно.

— Иди в жопу. Лучше помоги, закажи технику, чтобы стадион от снега расчистили.

Я заскрипел зубами от злости, но промолчал.

— И это, будка там нужна для охраны. Нужно или вагончик какой-нибудь подогнать, или твой сарай под это дело… У тебя ведь есть теперь, где жить?

— Где? — сухо поинтересовался я.

Ильич растерялся. До сих пор я беспрекословно ему подчинялся и не обсуждал даже самые бредовые его идеи.

— А вы не боитесь, — продолжил я, — что история повториться? Ведь не Дора сдала вас прессе. Не Дора точно назвала, почем нынче директор школы!

— Не боюсь! — подскочил Ильич с лежака. — Я ее уволил! Я что — не сказал?

— Кого?

— Ну как же! Таньку эту, художницу! Я тут в своем курятнике допрос учинил, с пристрастием. Каждую вызывал к себе в кабинет, и без тени сомнения говорил одну и ту же фразу: «Я знаю, это ты меня оговорила криминальной газетке. Мне рассказали в редакции и извинились». Все пищали: «Это не я! Я про этот зал только вчера узнала!» Тогда я говорил: «Спасибо. До свидания». А Танька-художница набухла вся, набрякла, покраснела, и шипеть начала: «Я не оговорила! Я сказала правду! Которую слышала собственными ушами!» Она, представляешь, взялась по вечерам техничкой подрабатывать, и когда я переговоры в своем кабинете почти ночью вел, она тряпкой за дверью махала. Ну и подслушала. Когда этот ваш Колька копать начал, она со своей правдой и припрыгала. Уж не знаю, как он на нее вышел. Кстати, в прокуратуру тоже она настучала. Так что вчера я ее уволил! Кстати, ты рисовать умеешь?

— Нет, — я даже растерялся. — Я не умею петь, рисовать и танцевать. Остальное все более-менее.

— Жаль, — сказал Ильич. — Так ты подумай, Петь! Деньги хорошие.

— Все деньги все равно не загребешь. А тех, что загребешь, все равно будет мало. А если мало, то зачем рисковать жизнью и продавать совесть?

— Петька! — округлил глаза Ильич, — А за что ты сидел?

Я не сдержался и так резко встал с табуретки, что она упала.

— Пошел, пошел! — Ильич отпрыгнул к выходу и исчез за дверью. Через секунду дверь приоткрылась, и появилась его голова:

— Только ты все равно подумай, Петька!

* * *

Чего я больше всего не понял в этой истории, так это то, почему Сазон решил, что дом и бизнес мне лучше всего иметь в Испании.

Его сюрприз сразил меня наповал. Я не знал, что с ним делать. Зато знала Беда. Она всю плешь мне проела этой Испанией. Последним моим аргументом было то, что я не знаю испанского языка. Она фыркнула и заявила:

— Ну да, с твоими способностями, тебе его никогда не освоить!

Чтобы ее разозлить, я согласился. Беда пошла красными пятнами, но разговор был исчерпан.

Я не знаю, что случилось со мной, но деньги больше не волновали меня. Меня волновало, что с Вованом в школе никто кроме меня не справится, что Славик Бобров делает такие успехи в карате, что максимум через год у него будет пояс, что я разобрался наконец с этим ОБЖ, будь оно неладно, и что… если я уеду в Испанию, Панасюк совсем перестанет ходить в школу, потому что в школе нет такого предмета, как автомеханика.

Беда не разговаривала со мной два дня. Только спала. Она была злая, от этого неутомимая, и заездила меня так, что я попросился спать на балкон. Тогда она нарушила свое молчание и гнусным голосом сказала:

— Секса в этой стране нет.

Чтобы ее разозлить, я согласился. Она разозлилась так, что я передумал спать на балконе.

Беда все время что-то писала. Она исписывала тетрадки, которые покупала по рублю в канцтоварах. Исписав, она засовывала их в свой кожаный баул. Я ее ни о чем не спрашивал. Пусть лучше пишет, чем бегает и стреляет. Правда, у нее была отвратительная привычка грызть карандаш.

— Не грызи! — просил я ее.

— Хочу и грызу! — огрызалась она.

Потом я догадался и ответил:

— Ну, раз хочешь, грызи!

Больше она карандаш не грызла.

Сазон с ума сошел со своим бизнесом. Он нахватался словечек и замашек «бизнюка», разговаривать с ним стало невозможно. Обидевшись, что я не ринулся в Испанию вступать во владение подаренным имуществом, он заявил, что я дурак, подкидыш, и ни фига не понял в жизни, как он меня ни воспитывал. Я кивнул, и у него не было возможности перепутать значение этого жеста. Тогда он заорал, что возьмет отпуск и сам поедет в Испанию хотя бы на недельку, хотя бы одним глазком посмотреть, как растут маслины на деревьях и как танцуют фламенко. Вот уж не подозревал, что мой солдафон такой эстет!