Брачный контракт с мадонной - Степнова Ольга

В прежние добрые времена собаки на луну выли. А этот бегал, брехал и вилял хвостом.

Луна нахмурилась и скрылась за тучей.

Какими мелкими страстишками живут эти люди.

Какие неправильные у них собаки.

— Вань, Вань! — донеслось до луны. — Я больше не буду выгонять тебя из дома! Пусть эти вертихвостки шастают мимо и в шортах, и в мини! Я свяжу тебе свитер и вышью на нём крестиком оленью морду с рогами. И только попробуй его не надеть!

Они засмеялись там, внизу.

Так засмеялись, что луна твёрдо решила — нет, не выйду. Пусть идут в темноте ближайшие десять секунд.

Возвращение

Витале приснилось, что плачет ребёнок. Даже не плачет, а так — капризничает, вякает и подкряхтывает.

Нужно было проснуться, прогнать этот сон, а потом снова попытаться заснуть. Ведь он впервые с того злосчастного дня, когда получил письмо, так крепко уснул.

Гранкин открыл глаза, но детское вяканье не прекратилось, оно даже усилилось, переросло в громкий, настойчивый ор.

Виталя вскочил, огляделся, ощупал себя. С особой тщательностью он потрогал голову, пальцами помассировав лысый череп.

Всё было на месте, всё реально — и он, и комната, и детский плач.

Гранкин бросился в коридор, оттуда в зал.

Посреди комнаты, на разобранном диване, лежал младенец в ползунках и орал.

— Сашка?!! — закричал Гранкин. — Сашка?!

— … или не Сашка? — шёпотом спросил он.

Он побежал на кухню, сшибая все попадающиеся по пути предметы — стулья, тумбочку, настольную лампу, цветочный горшок.

Ну кухне царил идеальный порядок.

Палатки не было, гора немытой посуды исчезла, самовар самозабвенно кипел, блестя отчищенными боками и, судя по характерному звуку и запаху, в нём варилось с пяток яиц.

На Виталю угрожающе надвигался обтянутый цветастым халатом крепкий, широкий зад. Этот зад он не смог бы спутать ни с чьим другим.

— Га-а-алка! — провыл-проорал Виталя и попытался обнять этот зад, но тот не остановился и агрессивно толкнул его внушительной массой так, что Гранкин чуть не упал.

Галка мыла пол и не было в жизни ни одного обстоятельства, способного отвлечь её от этого важного дела.

— Галка! — завизжал Гранкин. — Тебя отпустили?! Тебя просто так, без всяких там денег выпустили из тёмного сырого подвала?!

Галка молча плюхнула в ведро тряпку, прополоскала её, отжала, бросила Гранкину под ноги и приказала:

— Ноги вытри!

Лицо у неё было злое и красное.

Виталя послушно вытер о мокрую тряпку босые ступни.

— Галка, — прошептал он, — да что же это такое?

Галка взяла большую кастрюлю, стоявшую в углу кухни, приоткрыв крышку понюхала содержимое, ни слова не говоря, прошла мимо Витали и одним рывком выплеснула в унитаз тёмную пахучую жидкость.

— Гал! Ты это… зря… там вино из одуванчиков было, интеллектуальный напиток, глоток лета среди зимы…

— Допился до чёртиков? — Галка с грохотом поставила на пол кастрюлю. — Я там у матери на огороде пластаюся, с ребёнком малым ломаюся, а ты за всё время не приехал ни разу, не узнал что да как, даже и не попытался нас обратно вернуть! — Галка заплакала, привычно вытирая слёзы кулаками. — Я-то думала, ты за нами следом бросишься, уговаривать начнёшь: «Вернись Галочка!», а ты… и рад только, что ни меня, ни ребёнка! Плацдарм тут для разврата учинил! Палатка, бормотуха из сорняков, что ещё… бабы?!

— Какие бабы, Гал? — попятился Гранкин.

— А это что?! Что? — она схватила со стола упаковку, в которой лежали чёрные чулки с ажурной силиконовой резинкой, и швырнула ему в лицо.

— Это… чулки чёрные, женские, двадцать дэн… Это всё ради тебя, Гал… Это всё ради вас с Сашкой! — заорал он. — Вас в плен взяли! Украли! Похитили! Денег с меня затребовали немеренно! Сегодня эти деньги будут на моём счету! Гал, ну ты вспомни, ты сидела в тёмном сыром подвале, тебя плохо и скудно кормили, ну…?!

— Допился до чёртиков, — не очень уверенно сказала Галка.

— Гал, такое бывает после потрясения. У тебя в мозгу просто произошло замещение неприятных моментов, и тебе кажется, что всё это время ты не в неволе мучилась, а провела у мамы в деревне! Ну, вспомни, — тёмный сырой подвал, плохая еда, ну…?!

— Огород, пелёнки, жуткий мастит, мошкара, пироги, окрошка, снова огород, грядки, сорняки, снова пелёнки и мама над ухом пчелой: «Твой там совсем загуляет, возвращайся домой»… Виталь, ты чего, а? — обеспокоилась вдруг она. — Чего ты несёшь про подвал?