Продавец фокусов - Антонова Александра

Надо будет его смазать глицерином, чтобы не рассохся…

В прихожей тренькнул звонок, прерывая наш задушевный разговор. Дверной глазок продемонстрировал широко известного в преступных кругах Скелета, который топтался на площадке перед дверью и смущенно надраивал свой перстень об свитер на широкой груди.

– Здравствуй, Витя, – открыла я дверь.

В руках он держал длинный газетный пакет. От хитрого и вероломного братка почему-то несло рыбным духом.

– Я… это, вот… Палычу гостинец принес, – застенчиво дернул он щекой. – Как он себя чувствует?

– Лаврентий Палыч, – позвала я. – К Вам посетитель.

Лаврентий уже трусил по коридору на запах свежатины. Скелет сунул мне в руки тяжелый сверток, присел на корточки и нежно потрепал кота по загривку.

Палыч благодарно ткнулся лбом ему в ладонь и заурчал.

– Может зайдешь, чаю выпьешь? – любезно предложила я.

– Не, дела у меня, – выпрямился он и повел покатыми плечами под кожаной курткой. – Я на минуту заскочил…

Беспринципный садист мило ухмыльнулся одной стороной рта и побежал вниз, громко стуча ботинками по ступенькам.

На кухне я развернула газету, баба Вера ахнула, а Лаврентий победно посмотрел на нас с буфета: Скелет принес свежую севрюгу, метра на полтора длиной.

– Лаврентий Палыч, вряд ли, Вы осилите такую рыбину в один присест.

Предлагаю поделить поровну, – внесла я предложение, но кот коротко мяукнул в знак протеста. – Ну, хорошо, будем делить по-братски.

– Да, повезло некоторым котам, такого щедрого споснора приворожить, – почесала нос баба Вера. – Видно, полюбился ему фикус, как родной.

– Баба Вера, – озарило меня. – А, ведь, братки не фикус покупали, а фокус. За что же они десять тысяч отвалили? Каким образом сработало дерево?.. Я готова поверить, что правоохранительные органы интересуются трюками для решения важных государственных задач. Но зачем бандитам из группировки Куприяна понадобились сундуки, в которых ассистентки фокусников превращаются в тигров, шкафы, из которых пропадают добровольцы из публики, и женщины, замирающие в неестественных позах на спинках стульев? Было бы логичнее, если бы они изучали опыт Гарри Гудини, его феноменальную способность вскрывать сейфы и выбираться из запертых камер в тюрьмах.

– Кто ж их знает, – проворчала тетушка, надевая фартук и вооружаясь тесаком. – Может, Куприян перед смертью решил исправиться, и встать на честный путь фокусника и трюкача… Часть рыбы пожарим, часть на уху пустим, а что останется – на заливное пойдет… Ты мне, лучше, вот что скажи, почему гражданин с рыбой пришел в нашу квартиру, а не к Любаше? Фикус же он из той квартиры выносил.

– Любаша! – ужаснулась я. – Надо ее проведать!

Соседка выглядела, как действующая модель вулкана. Любаша приветственно кивнула мне и встала в позу гордого революционера, скрестив руки на груди и откинув голову назад. Ноздри ее раздувались, а глаза метали молнии.

– Хам! – сказала она с возмущением. – Это надо же, обозвать меня «бабкой»! Открываю дверь, на пороге стоит мужик, здоровый, как сундук.

"Здорово, говорит, бабка, Лаврентий Палыч дома?" Я ему: "Здорово, внучек, он на четвертый этаж переехал". "А Маша?". "И Маша там же". Повернулся и ушел.

Мария, где ты такого хамского знакомого отхватила? Стоит на неделю уехать, и – на тебе! Бабкой называют!

– Любаша, ты на себя в зеркало посмотри, – вступилась я за Витю-Скелета.

– Причем здесь зеркало! Ну, подумаешь, на голове бигуди, на лице маска из проросшей пшеницы, на теле старый халат. Зато фигура стройная и душа молодая. Неужели не видно?! Я – женщина в самом соку!

– Между прочим, – сделала я еще одну попытку. – Это он купил твой фикус и лично вынес из подъезда.

– Неужто сам с ним справился? – изумилась Любаша физической подготовке покупателя. – А что ж так мало за дерево дал? Всего тысячу рублей! Жмот!

Я пожала плечами, скосила глаза к носу и изобразила святую невинность.

Как и следовало ожидать, львиная доля Любашиного коэффициента полезного действия ушла в гудок, как у паровоза. Она успокоилась и перестала искрить.

– Тебе кофе со сливками или с лимоном? – уже человеческим голосом спросила она и, не дожидаясь ответа, ушла на кухню, ставить чайник.

Без вечнозеленого шатра комната выглядела пустовато. Зато света прибавилось. Любаша повесила на окно занавески, и квартира приобрела черты уюта и женской заботы. Мебель равномерно распределилась по всей жилплощади, а место, где стояла кадушка, прикрывал лохматый коврик.