Вселенский стриптиз - Степнова Ольга

Дина умылась над ванной, почистила зубы, заплела на ночь косичку из длинных волос.

Красота. Бывший муж называл ее «ведьмой в хорошем смысле этого слова». Что это значило, Дина так и не смогла разобраться за семь лет брака, но подозревала, что все дело в магии ее раскосых зеленых глаз, в белой матовой коже, хрупкой фигуре и непростительно твердом характере.

Она считала себя «негламурной красавицей». То есть вполне ничего себе девушкой, но с излишней строгостью черт.

Косичку нечем было закрепить на конце, и Дина сунула ее в рот, чтобы та не расплелась, пока она поищет в сумке резинку.

Выйдя из ванной, Дина услышала, как в замке поворачивается ключ. Заорать ей не позволила зажатая в зубах коса. Ключа от квартиры ни у кого, кроме нее, не было, а значит, в квартиру мог ломиться только… вор.

Ужас сменился оцепенением. Дина смотрела, как медленно открывается дверь, как в темный холл вваливается огромный светловолосый мужик, и не могла издать ни звука. Вернее, она орала, но молча, внутри себя – вот уж не знала, что такое возможно.

Мужик ввалился, схватился за стену, сполз на пол и вдруг громко пропел на английском:

– Back in the U.S.S.R!^[1]

Даже вор тебе попался с оксфордским произношением, подумала Дина, и было в этой мысли что-то изысканное и многообещающее.

– В этой квартире нечего брать, – выплюнув косу, тихо сказала она по-английски и, подумав, по-русски громко добавила: – Кроме меня.

Левин открывал дверь медленно, с наслаждением оттягивая момент попадания в собственное жилье.

Он один, он свободен, у него наконец-то есть отдельная территория, на которой он бог и хозяин.

И что немаловажно – эта территория в центре Москвы, а не где-нибудь в Бутово. Впрочем, за десять лет, которые его не было в столице, тут многое изменилось, и, говорят, Бутово стал вполне обжитым и престижным районом.

Ключ немного заело в замке, и Левин этому удивился. Когда он в последний раз ездил сюда с риелтором, замок работал исправно. Он поцыкал, сокрушенно покачал головой. С замком нужно будет разобраться. И с выключателем в холле тоже.

Все это мелочи – приятные, бытовые, а самое главное, касающиеся его одного.

Левин ввалился в квартиру, схватился за стену, сполз на пол и громко пропел:

– Back in the U.S.S.R!

От счастья пропел. От свободы и вседозволяющего одиночества. Сейчас он пойдет на кухню и обмоет этот новый этап своей жизни. Карман кашемирового пальто оттягивала бутылка коньяка и лимон – странный наборчик, учитывая, что ни то, ни другое он терпеть не мог.

Но жизнь начиналась новая, и Левин твердо решил, что и пристрастия у него теперь тоже – новые.

Только тут Левин понял, что в квартире он не один. Только теперь заметил, что в дальней комнате горит свет.

Он медленно повернул голову и увидел… зрелище на миллион.

В дверном проеме ванной комнаты стояла баба в алой сорочке, с черной косой в зубах.

То, что она сказала, стоило еще миллион.

– В этой квартире нечего брать, – не сделав ни одной ошибки в английском, произнесла она. И по-русски добавила: – Кроме меня.

Левин захохотал.

Он все понял, достал кошелек и протянул бабе две бумажки по пятьдесят евро.

– Мой друг пошутил, – смеясь, сказал Левин. – Мне не нужна прости… женщина на ночь. Вот, возьмите деньги и покиньте мою квартиру.

Баба вдруг зажмурилась и завизжала. Левин и предположить не мог, что деньги произведут на жрицу любви такое ужасающее воздействие, поэтому достал из кошелька еще пятьдесят евро.

– Извините, – смущенно сказал он. – Но я думаю, этого будет достаточно. Ведь я же не воспользовался вашими услугами! Я вообще никогда не пользуюсь услугами прости…

Жрица выхватила деньги, скомкала их в плотный комок и швырнула ему в лицо.

– Но позвольте, – возмутился Левин и поправил очки в тонкой оправе, которые сползли на кончик носа. – Позвольте…

– Вы дерьмо, господин вор! – заорала черноволосая жрица. – Полное дерьмо! Первый раз вижу грабителя, который сует деньги жертве в лицо и оскорбляет ее! Первый раз!

– Позвольте, – совсем растерялся Левин. – Почему «грабителя»? Почему «жертве»? Почему «оскорбляет»?! Ведь вы же сами сказали: «Тут нечего брать, кроме меня!» Кроме меня! – заорал он. – Кроме меня!

– Я так с перепугу сказала! Меня не каждый день грабят! – Зажмурившись и сжав кулаки, теперь уже вроде как и не жрица, опять завизжала.

Левин перепугался, подскочил к ней и зажал рукой рот.