Допинг на троих - Серегин Михаил Георгиевич

– Извините, вы член... или привлеченный?

Я отстранил ото рта бокал и повернул голову в направлении голоса.

Я и не заметил, что рядом со мной за стойкой сидит пожилой мужчина, лысую голову которого обрамлял венчик кучерявых волос. У незнакомца был большой крючковатый нос, покрытый капельками пота, и тонкие изогнутые губы. На вид мужчине можно было дать лет пятьдесят пять – шестьдесят.

Я поставил бокал на стойку бара и с некоей угрозой в голосе сказал:

– Не понял...

Мужчина развернулся ко мне на стульчике своим тучным корпусом и спросил:

– Я спрашиваю, вы член клуба или приглашенный членом клуба?

– Нет, я не член... Но и причлененным мне тоже быть не хочется. Я здесь впервые, в гостях у господина Путилина.

Крючконосый усмехнулся:

– Как-то вы странно высказываетесь о хозяине этого заведения... Значит, вы впервые здесь?

– Да, впервые, – подтвердил я. – И честно говоря, ничего о нем не знаю. А вы, похоже, завсегдатай?

– Да, я здесь давно. Со времен открытия. Когда он еще назывался бизнес-клубом и многое из того, что сейчас здесь присутствует, было нелегально. Когда наш губернатор начал реализовывать свою программу под названием «Земля и бабы», третий этаж этого заведения стали посещать без каких-либо атрибутов секретности.

– Что же это за загадочный третий этаж? Там что, находится школа диверсантов? – спросил я, не очень внимательно слушая собеседника.

– Там находится публичный дом, где вы можете заказать себе шикарную девочку и погрузиться с ней в гибельную пучину сексуальных страстей на всю ночь в условиях комфорта. Молодые мальчики сразу бегут туда, едва успев выпить рюмку водки в баре. Там же они и едят – ужинают и завтракают.

– Почему вы говорите только о мальчиках?

– Потому что люди в возрасте все реже поднимаются на третий этаж. Им вполне хватает второго. Этим людям уже не нужен фонтан страстей и бесконечное кувыркание в кровати. Всему этому они предпочитают ласковые и заботливые руки массажисток, под воздействием которых ты расслабляешься и забываешь о своих проблемах. Этим мужикам предпочтительнее лежать в теплой ванне, подставив свои пятки для массирования милой и улыбчивой женщине, вид которой скорее умиляет, чем возбуждает. Но со временем и это становится скучным, и ты все чаще и чаще просто застреваешь в ресторане за выпивкой и едой.

– Грустная картина, – отреагировал я. – Я бы добавил в этот философский борщ немного оптимизма или, на худой конец, юмора, чтобы он сделался более-менее съедобен.

– Такова жизнь. Нет смысла ее приукрашивать. Вы знаете, мне иногда кажется, что этот клуб олицетворяет собой все этапы мужского счастья. От избытка желаний в молодости до минимума в старости. Когда все желания ограничиваются заливанием пивом съеденного куска бифштекса. Один поэт написал как-то четверостишие:

У старости особые черты.

Душа уже гуляет без размаха,

А радости, восторги и мечты

К желудку поднимаются от паха.

– Слишком много философии и поэзии для скромного борделя, – резюмировал я речь незнакомца и подозвал бармена, чтобы он наполнил мне бокал. – К тому же, говоря о мужском счастье, вы забыли упомянуть семью. Ну, у кого она есть, конечно.

Мой собеседник ничуть не смутился и тут же ответил:

– Семья – это одна из сфер жизни, в которой мужчина испытывает те же радости, что и в борделе. Только не в таком чистом виде, как здесь. Он дороже за них платит, в конечном итоге получает меньше удовольствия и чаще разочаровывается.

Разговоры с моим собеседником действовали на меня не только угнетающе, но и усыпляюще. Я постепенно, упершись лицом в кулак, погружался в дрему. Крючконосый еще что-то говорил о том, что с возрастом не только исчезает желание, но и появляется необходимость философски осмыслить пройденный жизненный путь и систематизировать полученный опыт. И еще о том, как он завидует молодым мальчикам, расспрашивая по возвращении из походов об их ощущениях. В какой-то момент я уже перестал контролировать себя и слушать собеседника. И случайно упустил рвавшийся наружу звук...

Похоже, храп в этом клубе, так же как и хождение без пиджака, не приветствовался. И меня тут же потрясли за плечо. Я оторвался от стойки и посмотрел на трясущего меня типа. Это был один из парней, которые привезли меня сюда. Он сказал:

– Иван Алексеевич ждет вас, пойдемте.

Парень помог мне спуститься с высокого кресла и поддерживал меня на всем пути, когда мы, огибая округлую стойку бара, подошли к занавешенному портьерой входу, прошли по длинному коридору и, наконец, поднялись по лестнице на второй этаж.