Аполлон на миллион - Донцова Дарья

Роза, Киса и Мафи стали лапами откатывать мою будущую свекровь в сторону, пытаясь добраться до лакомства.

— Дуры! — заявил Гектор. — Все! Покоя нет!

Я подняла Фису, затем помогла встать на ноги Лори.

— Сейчас подмету пол, — простонала домработница.

— Не стоит беспокоиться, — сказала я, — Мафи последние крошки долизывает. Иди, умойся и больше не делай крендель, он слишком опасен, еще ногу сломаешь.

— Опять не смогла поступить как хорошая мадщен, — захныкала Анфиса, — стараюсь изо всех сил и ни фига не получается.

— Ты прекрасная домработница, — незаслуженно похвалила я Фису, — лучшей мне не надо.

— Зоя Игнатьевна так не считает, — заплакала Анфиса, — она меня только что сто раз дурой назвала и казнить хотела.

— Дура! — опять подал голос Гектор, сидевший на буфете.

Зоя Игнатьевна взяла чашку.

— Я не употребляю подобных слов.

— Это Гектор, — засмеялась Лори, — он так научился прикидываться мамой, что озноб пробирает.

— Сама коза! — на сей раз тоном Игоря произнес ворон.

— Во дает! — восхитился Петр Андреевич. — Помнится, мой дед, великий актер императорского театра…

Мне категорически не хотелось выслушивать очередную байку буйного фантазера, поэтому я без особых церемоний перебила актера:

— Зоя Игнатьевна, подтвердите, что Анфиса прекрасная горничная.

Бабушка Феликса прочистила горло.

— В связи с создавшейся ситуацией у меня есть одно замечание. При подаче кекса следовало использовать салфетку не белого цвета, а экрю. В остальном претензий нет. Изучая мой гениальный учебник, Анфиса делает прогресс в своем развитии. Слава богу, сейчас у нас все стало как у правильно воспитанных людей.

Я окинула взглядом разорванный подол платья, купленного Фисой в секс-шопе, осколки чашки на полу, радостно улыбающихся мопсов, облизывающуюся Мафи, Афину, которая от волнения устроилась писать у буфета, посмотрела на эрзац-папеньку, решившего жениться на бабушке моего жениха, вспомнила, что мне предстоит участвовать в парном бракосочетании, и кивнула. Да, да, у нас все, как у всех! Именно так и никак иначе воспитанные люди проводят тихие семейные вечера.

В столовой на мгновение воцарилась тишина, потом послышались шаги. В комнату вошел Феликс и сразу испугался.

— Что-то случилось?

Петр Андреевич встал.

— Пользуясь случаем, что семья в полом сборе, разрешите попросить руки Зои Игнатьевны.

Бабушка Маневина картинно прижала к груди ладони и изобразила изумление.

— Ах! Как неожиданно! Я сконфужена! Хо-хо-хо!

— Дорогая, ответьте «да», — попросил «папенька».

— Боже, я вся в волнении, — кривлялась Зоя Игнатьевна, — не знаю, как реагировать, смущена.

Бухтин молча смотрел на невесту.

— Дорогой, ты ничего не забыл? — свистящим шепотом спросила его престарелая возлюбленная.

— Вроде нет, — озадачился жених, — сделал все, как ты, моя любовь, велела.

— Кольцо, — подсказала невеста.

Петр Андреевич хлопнул себя ладонью по лбу.

— Старый идиот!

— Альфгеймер, — хихикнула я.

Зоя Игнатьевна величаво повернулась в мою сторону.

— Кто?

— Не обращайте внимания, — пробормотала я, — не отвлекайтесь.

«Папенька» вынул из кармана пиджака бархатную коробочку и откинул крышку.

— Даиний, чистый, как слюна младенца…

— Слеза, — поправила Зоя, — слюни тут при чем.

— Как слеза младенца камень, — покорно повторил жених, — олицетворяет мою бескорыстную вечную любовь. Дорогая, умоляю, ответь согласием.

Петр Андреевич обошел стол и опустился на колено перед бабушкой Феликса. Зоя Игнатьевна медленно поднялась и вытянула вперед правую руку. Бухтин замер перед ней с открытой коробочкой в руке.

Интересно, сколько времени они репетировали «неожиданное» предложение руки и сердца? Одним днем точно не обошлось.

— Жду, как решится моя судьба, — тоном престарелого провинциального актера, исполняющего на сцене заштатного театра в девятьсот сороковой раз роль деда трепетного Ромео, произнес мой эрзац-папенька[8].

Зоя Игнатьевна кокетливо улыбнулась, склонила голову, откашлялась…

И тут Афина, решившая, что Петр Андреевич предлагает даме нечто невероятно вкусное, выпала из привычного состояния черепашки в летаргическом сне, одним прыжком очутилась около актера и… проглотила перстень.

— Дура! — голосом Зои Игнатьевны завопил Гектор. — Дура!

— Немедленно выплюнь! — заорал Бухтин и схватил Афину за ухо.

— Не обижайте собачку! — возмутилась я. — Она ни в чем не виновата, вы слишком долго стояли на колене, следовало ускорить процесс обручения.

Афина издала громкий глотательный звук.

— Дрянь съела кольцо! — завопила Зоя Игнатьевна, разом забыв о безупречном поведении. — Петр! Как ты допустил сей пердюмонокль?!

Я начала отступать в сторону лестницы. Обожаю тихие семейные вечера! Сейчас невеста сделает из жениха телячью котлету. Хотя нет, учитывая возраст, характер и вес Петра Андреевича, из него получится фаршированный филей матерого кабана.

— Ее надо потрясти, — пискнула Лори, — тогда колечко из ротика Афиночки вывалится.

Я, никем не замеченная, весьма удачно достигла подножья лестницы и тут услышала голос Феликса:

— Нет, Лори. Даже если нам, в чем лично я здорово сомневаюсь, удастся перевернуть эту пони, то перстень через передние ворота не получить. Украшение вернется к бабушке завтра.

Я осторожно наступила на первую ступеньку.

— Как? — не сообразила Глория. — Ой! Ты же не собираешься отвезти Афиночку к хирургу на вскрытие?

Я поднялась чуть выше.

— Нет, кольцо само выйдет, — пообещал мой профессор. — Пройдет от входных ворот до выходных, и порядок. Петр Андреевич, в котельной есть удобный совок.

Захихикав, я шагнула на площадку, где лестница делает поворот, но была остановлена воплем Гарика:

— Дашута!

— Перестань кричать, — зашипела я.

— Что? Не слышу!

Я показала ему кулак.

— Тише.

— Так никто не спит, — удивился Игорь, подходя ко мне. — Нам поговорить надо.

Я попыталась избавиться от него и побежала вверх со словами:

— Завтра. Или на следующей неделе.

Гарик загалопировал следом.

— Ты обязана мне помочь.

Я притормозила у двери в свою спальню.

— Глагол «обязана» не кажется мне правильным.

Игорь свесил голову на грудь.

— Я попал в неприятную ситуацию. Должен за франчузу кучу денег.

— Франшизу, — вздохнула я.

— Как ни назови, а платить надо, — заканючил Гарик. — Ядро Рулькина украли, поэтому меня на счетчик пообещали поставить. Выручи, дай миллион рублей! Для тебя это тьфу, семечки.

— Во-первых, я не принадлежу к клану Рокфеллеров, — возразила я, — во-вторых, если теоретически представить, что я дам тебе в долг, из каких доходов ты будешь его возвращать?

— Чес-слово расплачусь! — начал клясться Игорь. — Пусть у меня зубы выпадут, руки-ноги скрючит, если тебя подведу! Вот, смотри, миллион делим на пятьдесят лет, получается по двадцать штук в год, эту цифру разбиваем на двенадцать месяцев, имеем тысячу шестьсот шестьдесят семь рубликов, округлим для ровного счета до тыщи семисот и поделим на тридцать, итого выходит пятьдесят один целковый в сутки. Только скажи, как тебе удобнее? Раз в месяц получать тысчонку и семь сотняшек или ежедневно по пятьдесят одному деревянному? Я буду свято соблюдать график выплат. О’кей?

— У меня денег нет, — отрезала я. Но тут же добавила: — Зато ядро в наличии. И ты уж выучи, как звали террориста, Рулькин или Рылькин.

— Ты нашла антиквариат? — без особой радости осведомился Гарик.

— Да. Возьми ключи от моей машины и забери свой раритет из багажника, — велела я. — Иди прямо сейчас, не растягивай удовольствие.

— Ладно, — мрачно согласился Игорь и побежал вниз по лестнице. Посередине обернулся и предложил: — Слушай, купи редкость, а? Тебе деньги девать некуда, а я замутю… замучу… заведу торговлю раритетами. Хочешь, возьму в долю. У тебя полно богатых знакомых, им нужны египетские вазы эпохи Мин, скульптуры из греческих Сиракуз.

Нет никакого смысла объяснять «антиквару», что эпоха Мин, начавшаяся в тысяча триста шестьдесят восьмом году и завершившаяся в тысяча шестьсот сорок четвертом, является периодом истории Китая, к Египту она ни малейшего отношения не имеет, а Сиракузы находятся в Италии, в одноименной провинции, на Сицилии.

Войдя в спальню, я захлопнула дверь и испытала подлинное блаженство. Наконец-то осталась одна! Слышали анекдот про бедного Ваню, который мучился в крохотной однокомнатной квартирке с женой, пятью детьми, глухим дедушкой и парочкой собак породы «особо крупный слоновидный мастиф»? Ваня пожаловался соседу на невыносимые бытовые условия, а тот дал ему идиотский, на первый взгляд, совет: «Пригласи из деревни тещу и ее козу, пусть погостят у вас полгода». Через шесть месяцев и один день соседушка поинтересовался у Ивана: «Как дела?» «Чудесно! — завопил Ваня. — Теща с козой вчера домой уехали. Слушай, у меня такая прекрасная большая квартира!» Чтобы осознать, как ты счастлив, нужно сначала испытать несчастье. Вот и со мной так же. Разве я оценила по достоинству тишину и покой в Ложкине, когда Маша, Зайка и все остальные уехали жить за границу? Нет. Я загрустила, ощутила свою ненужность. Зато теперь, когда в доме поселилось семейство Маневиных, я испытываю ни с чем не сравнимый восторг, спрятавшись от них в спальне. Сейчас приму душ, лягу в кровать, включу телик, уставлюсь одним глазом в экран, другим в новую книгу Смоляковой, разверну шоколадку… Жизнь прекрасна! Хорошо живет не тот, кто все имеет, а тот, кто доволен тем, что имеет.