Много шума и... ничего - Калинина Дарья Александровна

— Кстати, о газетах! — внезапно оживился Андрей. — Угадайте-ка, что я нашел в мусоре, который остался после пожара в музее?

Убедившись, что угадывать мы не будем, он тем не менее не отступил.

— Я нашел газету! — сообщил он таким тоном, словно по меньшей мере открыл нефтяное месторождение прямо у всех под носом. — Да не просто газету, подумаешь, что, я газет не видел, а ту самую газету, которую я вырывал у Фимы из рук.

— Ну и что? — не врубились мы. — Мало ли кто их читает.

— Так в том-то и дело, что это именно та газета, что читал Фима. Помнишь, Вася, я вырвал у него несколько страниц?

— Да, тебе приспичило изучить портрет Ленчика, — вспомнил Вася.

— А остальные страницы остались у Фимы. Так вот именно их-то я и нашел на свалке. Не верите?

Сейчас продемонстрирую!

И притащил перемазанные газетные листки. На них были пятна винные, сажа и пятна краски.

— Вот эти я нашел на пожарище, — пояснил нам Андрей. — А вот это те, которые вырвал у Фимы.

— Выглядят так, словно над ними потрудилось какое-то жвачное животное, — заметил Даниил.

— Не важно, как они выглядят. Вы смотрите сюда!

И Андрей сложил два газетных листа — один ужасно грязный, а другой ужасно мятый в месте разрыва.

— Они совпадают! — ахнула я.

— То-то и оно, — гордо произнес Андрей. — И знаете, что это означает? Это значит, что Фима был на пожаре. И вполне возможно, он и поджег музей!

— Зачем ему это? — усомнилась я. — Что ему сделали восковые фигуры?

— Вот и я подумал зачем, — сказал Андрей. — И понял, что незачем. Но факт, что тот человек, которому он передал свою часть газеты, мог бы многое рассказать про пожар.

— Надо спросить у Фимы, кому он оставил газету, — сказала я. — И тогда мы хотя бы будем знать, кто на нас покушался.

— Да, если цель поджигателя было не уничтожение восковых фигур, то приходится признать, что убить пытались нас, — сделал Васька грустный вывод. — Но ведь поджигатель или поджигатели могли и не знать, что фигуры спрятаны в холодильник.

Это предположение утешало, но как-то слабо.

Наспех перекусив маринованными миногами, мы разошлись. Даниил помчался выяснять, что нужно для того, чтобы открыть свою газету, а мы отправились в кемпинг терзать Фиму относительно его алиби. Мальчики предполагали, что делать это буду я.

— Но почему именно я? — в сотый раз задавала я вопрос. — Как вы себе это представляете? Я с Фимой за всю жизнь трех слов не сказала. А теперь вдруг к нему подваливаю и говорю: «Слушай, Фима, а кому ты отдал газету, которую вчера купил?»

— Необязательно сразу начинать с газеты. Даже просто опасно начинать прямо с нее. Он сразу почувствует подвох, — испугался Андрей. — Нет, ты начни издалека, заведи светскую беседу, поговори о погоде, а потом незаметно переведи разговор на газету. Ты пойми, мы с Васей никак для этой деликатной миссии не подходим. Он нас даже слушать не станет. Васю он ненавидит из-за его мамы, а меня без всякой причины.

Добравшись до кемпинга, мы застали картину, которая становилась уже несколько однообразной.

Слава не спускал глаз с машины, опасаясь возможных диверсий. Мама с бабушкой отдыхали в тенечке, а Зоя заперлась с Фимой в домике, и оттуда доносился ее монотонный голос. Сегодня она пыталась научить Фиму писать сочинения или хотя бы правильно употреблять падежи. Мы уселись под окошком и терпеливо принялись дожидаться Фиму. Прошел час, а его все не было видно. Слышно, впрочем, тоже. Мы уже начали опасаться, что тетка заговорила своего ученика насмерть, как на пороге показался Фима. Его пошатывало и, похоже, подташнивало.

При виде нас, бодрых, загорелых и веселых, он совсем расклеился, промахнулся мимо ступеньки и, чтобы не упасть, уцепился за перила.

— Завтра в это же время, — прозвучал ему вслед строгий голос тети Зои. — И не забудь про домашние сочинения, темы я тебе дала. Каждое объемом не меньше четырех страниц. Ты у меня еще писателем станешь.

Обессиленный Фима скатился с лестницы и рухнул на нашу скамейку.

— Я больше не выдержу, — шепотом произнес он. — Просто чувствую, что умираю.

Выглядел он и впрямь неважно. Даже трудно было поверить, что всего неделю назад это был пышущий здоровьем парень, который мог одной левой, шутя, сдвинуть с места машину. Теперь бедный Фима еле передвигал ноги, лицо его осунулось, а глаза запали и были обведены темными кругами.

— Она надо мной измывается, — поведал он нам тихим шепотом, опасливо косясь на приоткрытое окно, за которым скрывалась его мучительница. — А с завтрашнего дня мы будем заниматься не четыре, а восемь часов. И домашнее задание она мне тоже удвоила. Заставляет решать задачи и считать какие-то моли. А еще сказала отцу, что я не знаю школьной программы начиная с шестого класса и все надо заново проходить. И чтобы он следил за мной, потому что я, видите ли, плохо делаю домашние задания. Так папаня теперь следит и каждый день твердит мне, что в следующем году я точно поступлю в институт. А она сказала, что будет заниматься со мной день и ночь в течение всего года, но я поступлю. Что это уже дело принципа. Правда, через две недели ей на работу.

Делясь с нами своей бедой, Фима горестно стонал, так что всякому было ясно, что и двух недель он не выдержит. Потом он погрузился в мрачное молчание, а Андрей начал пребольно пихать меня в бок, напоминая про мою миссию.

— А погода стоит чудесная, вода в море просто как парное молоко, — сказала я, четко помня, что для начала с Фимой нужно завести светскую беседу.

Фима моих стараний не оценил, видимо, решил, что я над ним издеваюсь, напоминая лишний раз, чего он лишен, занимаясь изо дня в день химией, биологией и русским языком.

— А сегодня мы были на открытии нового музея. Ты ведь газеты читаешь, должен был знать, что там был пожар? Но музей все-таки открыли. Кстати, а где та газета, которую ты вчера читал? В той части, которая оказалась у Андрея, мне попался потрясающий детективный рассказ, а его окончание осталось у тебя. Ты не дашь мне его дочитать?

— Я ее потерял, — мрачно ответил Фима. — И на детективы у меня времени теперь нет — учусь. Только вчера немного отвлекся, с отцом ночь провели в ГАИ, пока доказывали, что машина и в самом деле наша. А так ночами зубрю и пишу. Это вы развлекаетесь, вино бочками пьете, со сливками общества дружите. А я тут загибаюсь.

С этими словами Фима тяжело поднялся и поплелся к своей палатке. Повинуясь мощному Васькиному толчку, я догнала его через несколько метров.

— А где твои родители сейчас? — спросила я.

— Папа поехал навестить своего старого товарища. Он в больницу попал, вот папа с еще одним другом и намылились к нему. А мама после вчерашней шутки, которую выкинул с ней твой приятель, все не может успокоиться и рыщет по всем городским магазинам в поисках распродажи. Вчера купила уцененные надувные игрушки, сказала, что моим детям пригодятся.

— Так зачем тебе заниматься? — удивилась я. Контролировать тебя все равно некому. А домашнее задание мы за тебя сделаем.

— Правда? — обрадовался Фима. — Это же классно! А вы совсем не такие плохие товарищи, как мне казалось.

Я пропустила это замечание мимо ушей и сделала знак ребятам идти с нами. Но они не тронулись с места, и мне пришлось одной тащиться к морю, корпеть там над двумя сочинениями (третье я отдала на растерзание Фиме) и размышлять о том, так ли уж не прав Фима, думая плохо о моем братце и его драгоценном приятеле.

— А твой папа сильно на нас злится? — спросила я наконец у Фимы.

— Самому иногда страшно делается, до чего он на вас злой, — с радостью оторвался он от своей работы.

— И что говорит? — поинтересовалась я чуть дрогнувшим голосом.

— Ничего не говорит, молчит. Это-то и есть самое страшное. По своему опыту знаю, когда он в себе злобу затаит, то тут можно ожидать самого худшего. Я вот и думаю, а чего это он решил навестить друга в больнице, если они не виделись почти двадцать лет и ни капли об этом не жалели? Друг-то этот не простая шишка, а какой-то большой бандитский авторитет.

Итак, Лысый не поставил нас в известность о том, что у них с Суренычем есть своя причина опасаться мести авторитета Ленчика. Костик также не сказал, что они к нему поедут, поэтому я решила, что причина, заставляющая Суреныча отправиться к своему другу-бандиту, снова заключена в нас, несчастных. Наспех насажав в Фимином сочинении с десяток грамматических ошибок, чтобы моя писанина не слишком отличалась от его, я оставила Фиму дописывать его сочинение и отправилась к своим друзьям. Мне нужно было сообщить им, что Суреныч готовит против нас очередную акцию. На этот раз точно с привлечением местных бандитов.

В это время Суреныч с Лысым сидели в приемной врача и тщетно пытались добиться свидания со своим старым другом. Перед этим они тайком пробрались к его палате и через стекло увидели Ленчика, который лежал весь опутанный какими-то проводами. А возле его кровати стоял почетный караул из трех бритоголовых лбов, которые ни на минуту не спускали глаз со своего босса. Приятели попытались сунуться в палату, но их перехватила бдительная медсестра и отвела к главврачу.