Циклоп в корсете - Калинина Дарья Александровна

– Если нас остановят, то веди себя естественно, – словно прочитав ее мысли, сказал мужчина. – Иначе рожа инспектора – это будет последнее, что ты увидишь. Мне терять все равно нечего.

Мариша рассудила, что отправляться на тот свет ей никак не хочется, и мысль о маленькой аварии выбросила из головы. Ехали они в сторону Ржевки – Пороховых. Тот район Мариша знала плохо, но ее похититель не давал ей заблудиться. Не доезжая Пороховского кладбища, он велел Марише свернуть, а потом остановиться возле маленького частного домика, явно доживающего свои последние дни на окраине большого города.

Домик был деревянный и разваливался буквально на глазах. Например, в руках Мариши оказалась дверная ручка, когда она попыталась потянуть дверь на себя. Садик вокруг был сильно запущен. Рядом стояло еще с десяток деревянных домиков, выглядевших еще хуже. Может быть, летом тут и наблюдалось оживление и слышались человеческие голоса, но сейчас все было мертво и пусто. Жить в этих развалинах в холода могли только бомжи, но они тут собирались ближе к ночи.

«Если мне суждено закончить свои земные дни в этом местечке, то моих последних криков никто не услышит, – прикидывала Мариша. – До дороги тут метров сто, соседей явно не наблюдается, а если где-то и есть, то, пока решат вмешаться, пока побегут за милицией, пока то да се, я уже буду хладным трупом. И это в лучшем случае, а в худшем проваляюсь тут до лета, и меня найдут лишь по зловонию, которое я начну издавать».

Окончательно приуныв от такой перспективы, Мариша оглянулась на похитителя. Тот разводил огонь в печке, не сводя с Мариши внимательного взгляда. У него была густая борода и усы, разнящиеся цветом и шелковистостью от кудрей на голове. Отсюда Мариша заключила, что борода и усы скорей всего фальшивые. Темный платок, которым было прикрыто его лицо, он уже снял, но Мариша все равно его не узнавала.

– Здесь мы сможем поговорить без помех, – заявил он ей, заметив, что Мариша смотрит на него. – Раздевайся.

– Зачем? – изумилась Мариша. – Тут не жарко.

– Раздевайся, тебе говорят, – посуровел мужчина, многозначительно потрясывая пистолетом у себя в кармане. – Вдруг у тебя на одежде какие-нибудь жучки или магнитофон с пленкой. Не хочу второй раз попасться. Не бойся, сейчас тут станет тепло.

Огонь и в самом деле охотно разгорелся, поэтому Мариша не торопясь начала стягивать с себя одну вещь за другой. Под дулом пистолета спорить как-то не хотелось.

– Молодец! – одобрил мужчина, когда на Марише осталась только тоненькая сорочка и трусики.

Обойдя ее со всех сторон, он убедился, что спрятать магнитофон решительно негде, и выбросил одежду за порог. Мариша пренебрежительно фыркнула: если бы она и в самом деле задалась целью записать их разговор, то существала такая аппаратура, которой деревянная стена никак не помеха.

– Теперь можно и поговорить. Ты ведь этого добивалась, когда звонила со своими признаниями, что видела меня возле дома Лены? Что ты от меня хочешь?

– Совсем немного, – сказала Мариша. – Тысяч десять, разумеется, в долларах меня бы устроили. Думаю, что за свою свободу можно заплатить и больше. Только не хотел бы ты избавиться от своей бороды, тебе ведь под ней жарко?

– Ты права, – сказала мужчина и сдернул с себя бороду, которая была даже не приклеена, а держалась просто на резинке, как борода у дедов морозов, составляющая одно целое с усами.

Представшее перед Маришей значительно помолодевшее лицо было ей настолько знакомо, что она невольно ахнула. Перед ней стоял Андрей. Тот самый пресловутый Милин дядя, обожающий, по словам Ирины Юрьевны, родную племянницу и заменивший ей отца.

– Что такое? – недовольно осведомился тот, заметив Маришино удивление. – Ты ожидала увидеть кого-то другого?

Мариша не нашлась, что ему ответить. У нее не хватало силы воли, чтобы вернуть на место отвисшую челюсть.

– Как ты мог? – наконец выдавила она из себя. – Она же твоя племянница!

– Какая она, к черту, мне племянница! – возмутился Андрей. – Тебе же Ира русским языком объяснила, что Милка не ее дочь, а стало быть, и мне не родня.

– Но ты же ее воспитывал, ты ее знал с пеленок, – настаивала Мариша. – Ты ее любил! Ты сам говорил, что любил ее.

– Порой она была забавна, – снисходительно согласился Андрей. – Особенно пока была ребенком и не требовала многого. Но я всегда помнил, что между мной и богатством стоит эта девчонка.

– Каким богатством? – удивилась Мариша. – Ее квартира? Какое же это богатство. Ты в год зарабатываешь больше, чем она стоит. Ты же бизнесмен, нам Ирина Юрьевна рассказывала.

– Квартира – дело десятое, хотя и ее терять я не собирался, – пояснил Андрей. – Жизнь, знаешь ли, чаще всего состоит всего лишь из шестидесяти-семидесяти лет, тридцать из которых уходит на то, чтобы найти свою нишу. Значит, остается лет тридцать-сорок. Из них десять можно отвести под старость, болезни или неприятности, когда доход будет меньше, чем расход. Так что остается не так уж и много. Но нет, не в квартирке дело. Тут разговор пойдет о несравненно более крупных суммах. Ты ведь не знаешь, но наша с Ирой бабка в советские времена была очень богатой женщиной. Спросишь, на чем она разбогатела? Могу тебе ответить. Она занималась торговлей. Тогда это называлось спекуляцией в особо крупных размерах. Если бы ее арестовали, то расстреляли бы без всякой жалости. Так как ее доходы превышали доходы какой-нибудь не очень большой, но и не маленькой кавказской области.

– И чем же она торговала? – спросила Мариша, просто чтобы поддержать беседу.

– Всем, чем угодно. В те времена почти любой товар пользовался повышенным спросом. Бабка перегоняла вагоны всякого дефицита из Риги в Кисловодск и там его реализовывала. Само собой, пожадничай она, не поделись с кем следует, и ее поставили бы к стенке. Но она была очень ловка, несмотря на пожертвования правоохранительным органам, скопила приличный капитал и умерла своей смертью от рака. Деньги, в которые она свято верила как в панацею от всех бед, ее не спасли. Но нам с сестрой они здорово пригодились. Даже моей мотовке-матери, до которой даже сестре далеко, не удалось спустить все состояние целиком. За время своей деятельности бабке удалось скопить изрядное состояние. Его она держала не только на сберкнижке, как прочие легковерные дураки, а в драгоценностях. Деньги, оставленные в Сбербанке, сгорели. Жаль, конечно, но не очень. Хотя на них в спокойные времена можно было бы приобрести, скажем, несколько автомобилей «Волга». Ну да ладно, основная часть хранилась в драгоценностях. Она их скупала целыми горстями.

– Так и владели бы себе с сестрой на пару тем, что после вашей мамы осталось, – сказала Мариша. – Зачем было Милу убивать?

– Мать перед смертью головой слаба стала, – охотно пояснил Андрей. – А Ирка, дура, еще с ней и поссорилась во время болезни матери. Мать обозлилась и завещала все золото и драгоценности Миле – своей единственной внучке. Ирка пыталась вразумить мать, мол, Мила не родная ее внучка, но та решила, что ее пытаются обмануть. Так и не поверила, а ведь Ирка чистую правду говорила.

– Так ведь ваша мама давно умерла? – удивилась Мариша. – Что же вы столько времени ждали, чтобы убить Милу и завладеть сокровищем?

– А Мила до поры до времени и не пыталась продавать накопленные бабкой сокровища, – сказал Андрей. – Я бы узнал, если бы она продала хоть одну ценную вещь, так как сам лично помогал обустроить ей тайник через знакомого столяра, который якобы случайно забрел к Миле в квартиру. И я был относительно спокоен, так как знал, где мне искать тайник и драгоценности.

– Проверяли, что ли?

– Нет, но я знал, что основная часть драгоценностей до недавнего времени оставалась на месте. Поэтому я терпел, надеясь, что Мила сама рано или поздно загнется от своих наркотиков, и мне не придется ее убивать. Пойми, я был к ней по-своему привязан, она была чертовски забавным ребенком, а потом стала очаровательной девушкой. Но все вышло иначе, вопреки моим планам. Ирка, не посоветовавшись со мной, рассказала Аполлону, что Мила его дочь, и тот начал усиленно заботиться о здоровье своей крошки. Я скармливал этой маленькой потаскушке кучу наркотиков, надеясь, что она вот-вот сыграет в ящик, а он отправлял ее в больницу, и Мила какое-то время после больницы жила нормально и даже отказывалась от моих «подарочков». В первый раз я перепугался, что она и в самом деле завяжет, но она вскоре сорвалась. Во второй раз я уже так не психовал. Она срывалась, а потом снова лечилась. И так продолжалось долгие годы. Такое положение меня стало раздражать. А потом она отмочила еще один фокус – вышла замуж, и мы с Ирой лишились благодаря ее муженьку комнаты, хорошо еще, что в квартиру его не дали прописать.

– Что вам какая-то комната, ведь в тайнике должно было быть на сотню таких комнат? – подала голос Мариша, которую уже стало познабливать, но не от холода, а от омерзения.