Пляж острых ощущений - Степнова Ольга

— Откуда у тебя лимузин?

— Я арендую его для этой… Сериковой. В другую машину она не сядет. Просто обычно я заказывала «крокодила» с шофером, а сегодня отказалась от его услуг. Черт, я же должна вернуть машину на фирму! — Она сделала попытку выбежать из комнаты, но я схватил ее за руку.

— Сиди! Позвонишь и скажешь, что вернешь «крокодила» завтра. Я пойду, загоню «Харлей» на территорию дома. Он спрятан в кустах за рекламным щитом.

— Я сама!

Спорить с ней было бессмысленно. «Кухня, дети, постель» — формула не для Элки.

Она ушла, а я с наслаждением снял с себя рясу и растянулся на мягком диване. К своему стыду, я мгновенно уснул. Сквозь сон я слышал, как пришла Элка, как заворчала, что я занял все место и ей некуда лечь, что я грязный, вонючий, больной, ни на что не годный в сексуальном плане Бизон…

* * *

На следующий день я обнаружил, что эйфория от чудесного спасения и иллюзии свободы улетучилась без следа. Я вдруг понял, что из сложившейся ситуации выход только один — пойти в ментовку и рассказать, что на самом деле произошло. Я понял, что так будет лучше и для парней по фамилиям Чувилин и Селепухин, потому что только слаженная работа профессионалов их сможет спасти, а не наша с Бедой самодеятельность. Более того, только им под силу допросить Верку Серикову так, что она не посмеет утаить правду. Они там умеют давить. И находить болевые точки. А болевые точки есть даже у звезд, даже у таких сомнительных, как Юлиана Ульянова.

В конце концов, я должен признаться, что вместо меня погиб другой человек. Наверняка, он числится пропавшим без вести.

Утром, когда я проснулся, Беды уже не было. Ряса тоже исчезла, вместо нее на стуле висели рубашка и джинсы. На столе я обнаружил типичный набор продуктов для больных — фрукты и соки. Когда среди всей этой дребедени я обнаружил огромную копченую курицу в фольге, еще горячую, радости моей не было предела. Я не принадлежу к людям, которые считают, что мясо вредно. Я считаю, что оно очень даже полезно. Всякая мура типа персиков, яблок, помидор и петрушки у меня даже слюноотделения не вызывает. За пять минут я расправился с курицей, но даже сытый мозг выдавал мне только одно решение — пойти к майору Барсуку и рассказать ему, что случилось.

Почему-то сдаться мне хотелась именно Барсуку, наверное, между нами уже возникли пресловутые отношения мучителя и его жертвы. Мне хотелось придти и заглянуть в его честные партийные глаза. Ведь теперь, после случая с Юлианой точно известно, что…

Стоп.

Ничего теперь не известно! Ведь если я жив, значит и Юлиану мог по башке тюкнуть!

Нет, Элка права (и почему только Элка всегда права?), нужно выследить молоточника, собрать доказательства, и только потом сдаваться. А пока… пока я для всех в бессознательном состоянии лежу в пещере, в которую меня отволок какой-то мальчишка. Я не виновен в этом побеге — так получилось.

Мне захотелось умыться и принять душ, но я понятия не имел, где здесь ванная.

Натянув джинсы, я пошел слоняться по дому. При дневном свете он выглядел еще более глупым и бессмысленным из-за своих гигантских размеров. Для того, чтобы мыть такие пенаты, понадобиться содержать штат прислуги больший, чем в Центральной гостинице. Я запутался в количестве комнат на втором этаже — почти все они были еще не обставлены, — но ни ванны, ни туалета так и не нашел.

Я поднялся на третий. И почти сразу наткнулся на гламурного вида розовую дверь, которая могла вести в ванную, и только в ванную. Дверь была чуть приоткрыта и я толкнул ее.

И сразу же пожалел. Я совершенно забыл, что в этом Дворце съездов скрывается еще и звезда мирового масштаба Юлиана Ульянова, а по простому, Верка Серикова — «шило», «перфоратор», «атомная боеголовка».

На роскошном розовом унитазе, в роскошном розовом пеньюаре сидела эта самая Верка и курила длинную сигарету. Как водится в этом доме, помещение было огромным, тут были и ванна, и унитаз, и душевая кабина, и какие-то столики, шкафчики, диванчики и то, что, кажется, зовется биде. В общем, никакого уюта — сплошной монументализм. Как это Верке удалось так по-семейному устроится на унитазе — я только диву дался.

— Ой! Извините, — сказал я и хотел было захлопнуть дверь, но ее почему-то заело — ни туда, ни сюда.

Верка по идее должна была завизжать, но она продолжала курить и рассматривать меня так, будто это я на унитазе сидел.

— Да извините же! — я снова подергал дверь, пытаясь ее закрыть. Оставлять даму верхом на горшке с незапертой дверью мне было как-то неловко.