Канкан для братвы - Черкасов Дмитрий

У бетонной ямы, на дне которой плескались изможденные жарой белые медведи, Глюк задержался и выслушал объяснения экскурсовода, рассказывавшей группе детишек о жизни арктических хищников. Дабы сверить свежеполученные знания с реальностью, браток перегнулся через ограждение и стал рассматривать могучих животных. И тут случилось непоправимое с точки зрения нормального человека – бутылка текилы выскользнула из кармана пиджака и плюхнулась в бассейн прямо перед носом у вожака стаи.

Любой другой на месте Клюгенштейна махнул бы рукой на пропавший напиток.

Но не Аркадий.

– Стоять, блин! – заорал Глюк, перебросил свое тренированное тело через парапет, съехал по наклонной стене внутрь загона и через секунду вступил в бой с обнаглевшим хищником, зацепившим десятисантиметровыми когтями чужую бутылку.

Из вольера громко матерящегося Клюгенштейна извлекала специальная бригада спасателей, призванная оградить занесенных в Красную книгу животных от полного истребления.

А чучело разорванного почти пополам полярного великана установили возле входа в зоопарк...

Секретарь Поросючиц быстро зачитала постановление судьи Коган о назначении заседания по рассмотрению жалобы гражданина Клюгенштейна на произвол следователей и его ходатайства об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, села на свое место и взяла ручку.

Зинаида Валерьяновна уставилась на Панаренко.

– Излагайте вашу позицию.

Ирина Львовна с достоинством приподнялась, взяла в руку лист бумаги и прочистила горло. Сидящий позади нее Ди-Ди Севен быстро сунул руку в пакет, извлек продолговатый темный предмет и положил его на освободившееся сиденье стула грозной следовательши.

Панаренко начала издалека, с характеристики на подсудимого, полученной ею от участкового, обслуживавшего дом, где был прописан Аркадий.

Не очень умный старший лейтенант творчески подошел к заданию и составил бумагу, в которой основной упор делался на «склонность гражданина Клюгенштейна к употреблению жидких лакокрасочных изделий» и на его тягу к хулиганским поступкам, выразившуюся в том, что он в январе двухтысячного года, в жуткий гололед «намеренно разлил тормозную жидкость перед крыльцом здания местной администрации».

– Также довожу до вашего сведения, – Панаренко дошла до последней строчки характеристики, – что, по оперативным данным, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году указанное лицо, работавшее грузчиком на конфетной фабрике, было лишено квартальной премии за низкий уровень культуры при очистке канализационного стока указанной фабрики. Число, подпись, – Ирина Львовна победно взглянула на адвоката.

– Это все, конечно, весьма интересно, – протянула Коган. – Но какое отношение данная характеристика имеет к сегодняшнему дню?

– Клюгенштейн – преступник! – выкрикнула Панаренко.

– Протестую! – Сулик Волосатый поднял руку. – Следователь оскорбляет моего подзащитного.

– Принимаю, – кивнула Зинаида Валерьяновна. – Переходите к сути дела.

– Хорошо, – злобно буркнула Ирина Львовна и схватила очередной листок. – Вот рапорт патрульных, на которых напал этот гражданин. Пожалуйста... «Избил младшего сержанта Маковского...», «Отобрал оружие у рядового Ханкина...», «Нецензурно выражался...», «Ударил ногой сержанта Конопелько в область крепления к телу полового органа так сильно, что с последнего слетела шапка...» ^[71]. Разве этого не достаточно?

По залу пронесся легкий шум. Ортопед выпучил глаза и повернулся к Денису.

– Это не я, – быстро сказал Рыбаков. – Они сами так написали. А я решил ничего не менять.

– Замечательно, – Коган спрятала улыбку. – Только вот в материалах дела я этого рапорта не обнаружила.

– Мы забыли его приобщить, – сонный Нефедко поднял голову.

– Попрошу исключить данный рапорт из круга рассматриваемых документов, – Волосатый обличительно ткнул перстом в сторону Панаренко.

– Принимается, – согласилась Зинаида Валерьяновна.

– Это произвол! – взвизгнул Нефедко.

– Я делаю вам первое предупреждение, – Коган мрачно посмотрела на съежившегося следователя прокуратуры. – Еще одна такая заявка на успех, и я прикажу вас вывести. – Судья зашелестела страницами уголовного дела.

Панаренко наклонилась к Ковальских-Дюжей и что-то прошептала. Та поджала губы и бочком выбралась из зала.

– Черт! – Рыбаков проводил следовательшу взглядом.