Пляж острых ощущений - Степнова Ольга

Сначала я хотел взять такси, но потом подумал: это глупо — ехать в тюрьму на такси.

И я пошел пешком, меряя шагами улочки, переулки, проспекты.

Мой родной город жил вечерней, привычной, беззаботной, немного распутной жизнью, а я… я шел садиться в тюрьму.

У отделения милиции я присел на скамейку и отдышался. Ребра еще болели, хоть я и пил обезболивающее, и голова болела, и было трудно дышать полной грудью. Может, меня определят не в камеру, а в больницу? Ведь есть же в тюрьме какая-нибудь больница? А пока симпатичные медсестры будут меня лечить — колоть и поить таблетками, что-нибудь прояснится и… настоящего убийцу найдут.

От этой мысли стало немного легче, я встал и направился в отделение.

Не дойдя шагов десяти до дверей, я малодушно свернул в сторону. Постоял, еще подышал немножко, потом снова пошел, но…

«Еще подыши чуть-чуть», — приказал чей-то заботливый голос внутри меня, и я ему подчинился. Встал так, чтобы на меня не падал свет из окон первого этажа, за высоким кустарником, и представил, что закуриваю крепкую сигарету. Я так отчетливо это представил, что даже голова закружилась от дыма. Прошло пару секунд, прежде чем я осознал, что дым настоящий, и тянет им от дверей, где на крылечке прикуривает невысокий, коренастый мужик. Он постоял, сделал пару затяжек — глубоких и с наслаждением, и пошел по дорожке от отделения прочь.

Что-то в его фигуре, походке, затылке, спине, а также в этом едком, неблагородном дыме мне показалось очень знакомым.

Впрочем, чего лукавить — я с первой секунды понял, что это Барсук.

Я с первой секунды понял, что это он вдохновлено смолит свою дешевую вонючую «Приму».

Я понял также, что рабочий день у майора затянулся до ночи, и вот он, наконец, сдав дела, потопал домой.

Нужно было окликнуть его, позвать, но я поплелся за ним, как нашкодивший кот, держась на безопасном расстоянии.

Я сказал себе, что окликну его, позову, но позже, немного позже. Вот дойдет он до остановки, встанет, закурит новую сигарету и… тогда я подойду. Но Барсук прошел мимо автобусной остановки. Он все топал и топал темными дворами. Я видел его широкую спину, его светлую рубашку в полоску, его мощный затылок и огонек его «Примы». Мне даже казалось, что я чувствую примитивный запах дешевого «Шипра».

Тогда до меня дошло, что Барсук живет где-то неподалеку, в частном секторе, куда мы уже пришли. И точно: майор подошел к воротам какого-то дома, привычным жестом открыл калитку. Калитка протяжно скрипнула, словно жалуясь, что ей много лет, но ремонта она никак не дождется.

Я подкрался к забору, припал к самой большой щели и увидел, как Барсук зашел в дом. Он начал последовательно, во всех комнатах включать свет — так делают только очень одинокие люди. Домик был ветхий, маленький, но с огромной, застекленной верандой, похожей на странный аквариум. Свет на веранде вспыхнул в первую очередь, и я понял, что большую часть своего домашнего времени Барсук проводит именно на этой веранде. Там стояли и печка, и холодильник, и большой круглый стол, и этажерка с книгами, и телевизор, и старый, продавленный, холостяцкий диван.

Мне вдруг понравилась мысль — сдаться Барсуку в домашней обстановке, а не в прокуренном кабинете с казенной мебелью, с казенным воздухом и казенной краской на стенах. Человек, пьющий на своей кухне чай, должен быть более сочувствующим и понимающим, чем… чем при исполнении своих ментовских обязанностей. Впрочем, на старых, упертых партийцев это правило могло и не распространятся.

Собаки в ограде не было. Не став пользоваться скрипучей калиткой, я перемахнул через невысокий, щелястый забор. Барсук тем временем разделся и бродил по веранде в просторных семейных трусах. Теперь уже было совсем очевидно, что живет он один и никто не ждет его дома с разогретым ужином.

Я присел на низенькую скамейку, попавшуюся мне по пути к дому, и стал наблюдать за тем, что происходит на хорошо освещенной веранде.

Или подглядывать?.. Последние мгновения свободы мне были так дороги, что я решил подождать немного. Тем более, что майор решил поужинать. Он ножом вспорол какие-то консервы, нарезал хлеба и… достал из холодильника запотевшую бутылку водки.

Я решил еще подождать: ведь человек, раздевшийся до семейных трусов и употребивший внутрь водочку из запотевшей бутылки, должен быть гораздо, гораздо человечнее и добрее, чем, если он при погонах сидит в кабинете. Впрочем, на старых, упертых майоров это правило может и не распространяться.