Божественный яд - Чиж Антон

Сыщик с некоторым трепетом взял на ладонь маленький браунинг. Пистолет был предназначен для защиты слабого пола от внезапного нападения, обладал небольшой дальностью, но с близкого расстояния мог свалить любого верзилу.

Родион Георгиевич погладил вороненый ствол и перламутровую рукоятку. Он был неравнодушен к браунингам. В его сейфе хранился FN-Browning M1903, или, как чаще называли эту модель, Browning № 2. В Бельгии для русской полиции была закуплена небольшая партия таких пистолетов, и коллежскому советнику удалось получить для себя один. Наганы образца 1895 года, стоявшие на вооружении Департамента полиции, он не уважал.

Ванзаров с сожалением отправил дамское оружие в ридикюль и посмотрел на обессилевшую женщину. Неожиданно он понял, что не испытывает к ней ненависти.

От запаха нашатыря девица вздрогнула, мотнула головой и вдруг осмысленно посмотрела на Ванзарова. Она поняла, кто сидит перед ней, захотела что-то сказать, но резкий приступ головной боли заставил ее застонать. Арестованная попыталась поднести руки к вискам, но запястья были скованы наручниками.

— А, кандалы!.. — глухо сказала она и опять скривилась от боли.

— Прошу прощения. Бить женщин — это верх неприличия, но ваш браунинг не оставил нам выбора, — ответил Ванзаров. — Вам принести воды?

— Я от вас ничего не возьму. От ищеек «охранки» — лучше смерть, чем помощь!

Джуранский угрожающе засопел.

— Мы не «охранка», а сыскная полиция. И вы это отлично знаете. Так что, сударыня… — Ванзаров запнулся. — Кстати, а как вас называть: Елена Павловна Студзитская, или Елена Савская, или Ольга Сергеевна Ланская? А может, агент Охранного отделения Озирис?

Ротмистр удивился куда больше барышни. Мечислав Николаевич недоумевающе глянул на своего начальника, а потом, с некоторым уважением, на даму в наручниках.

— Я погляжу, вы много знаете! — она безвольно уронила скованные руки.

— Даже больше, чем вы можете представить, — согласился Родион Георгиевич. — Так как вас величать?

— Ну, раз уж погибать… — красавица расправила плечи и выпрямилась, — так лучше под своим именем. Меня зовут Хелена Валевска. Я полька и горжусь этим! Я ни о чем не жалею и ни в чем не буду раскаиваться! Все, что я сделала, я сделала ради одной великой цели — свободы моей несчастной, униженной родины! И жалею только об одном: слишком мало я успела сделать, чтобы нанести смертельную рану вашей империи!

Она чеканила каждое слово с глубокой верой фанатика. На правом виске горела ссадина, волосы сбились в комок, под глазами выступили глубокие черные круги. Но в бешеном порыве убежденности Валевска казалась удивительно прекрасной. Ванзаров невольно залюбовался ею.

Джуранского тоже сразила внутренняя сила несгибаемой женщины. Он невольно поправил галстук и пригладил волосы.

— Что ж, пани Валевска, раз уж мы познакомились, может быть, сможем поговорить? — вежливо спросил Ванзаров.

— Я ничего вам не скажу, — холодно ответила она.

— Охотно верю, да и Мечислав Николаевич в этом не сомневается, правда? — Ванзаров указал на ротмистра. — Хотя рассказывать вам все равно придется — полковнику Герасимову и его подручным. Они не будут церемониться. Мы же просто хотим с вами побеседовать. Без всякого протокола, заметьте.

— И о чем же? — в голосе Валевской слышалась откровенная издевка.

— Может, расскажете, как вы убили Марию Ланге и профессора Серебрякова? — дружелюбно спросил Ванзаров. — Расстрел агентов в банке мы видели собственными глазами. Что же касается отравления Дэниса Брауна и доведения до скоропостижной кончины Эдуарда Севиера…

Валевска застонала.

— Я не убивала их, — тихо сказала она.

— Кого именно?

— Марию и Александра Владимировича, — Валевска снова застонала.

— Ротмистр, принесите воды! У Власкова наверняка имеется графин, — распорядился Ванзаров. — И пожалуйста, побыстрее!

Джуранский выскочил из кабинета.

— Благодарю вас… — еле слышно сказала Валевска.

Сыщик встал со стула и пересел на место Джуранского.

— Как я понимаю, пани Хелена, если не вы это сделали, то, следовательно, виновата госпожа Уварова, или, точнее, Фаина Бронштейн.

Родион Георгиевич внимательно следил за реакцией барышни. Видимо, сила воли у польской революционерки просто стальная. Ни один мускул на лице не дрогнул. Она молчала, принимая решение. Ванзаров ждал.