Темное солнце - Вербинина Валерия

— Да-да, — кивнула она головой, — но, отец, ты знаешь, мне нужно красивое платье. Там будет много знатных шляхтичей, и я не хочу выглядеть замарашкой.

Пан Соболевский помялся и объявил, что должен подумать и посоветоваться с женой. Зная привычки госпожи Анны, Мадленка приготовилась к тому, что платья она не получит и придется идти либо в желтом, либо в красном, которые ей до смерти успели надоесть; но, к ее удивлению, пан Соболевский вернулся с нарядом, далеко превосходящим ее чаяния. Восторгу Мадленки не было границ. Платье золотистого оттенка, украшенное вышивкой, было вершиной всего, о чем она мечтала.

Пан Соболевский представил дочери найденного им бойца, жилистого малого с рябым лицом, преисполненным потешной важности. Мадленке он не понравился, но раз отец сам рекомендовал его, она не стала возражать. Если верить речам Франтишека, он побывал в таком количестве битв, что все их и не упомнит, ну, а божий суд за честь прекрасной панны для него и вовсе сущий пустяк. Мадленка заверила его, что он непременно победит, ибо она ни в чем не виновата. Франтишек зачем-то многозначительно ухмыльнулся, горячо заверил ее в своей преданности и, воротясь к трактирщику, который рекомендовал его пану Соболевскому, объявил, что вскорости у него будет чем заплатить свои долги.

Ты только смотри, чтобы тебя не убили, — предостерег его трактирщик, — а то мне одному ты должен не меньше четырех флоринов.

— Да брось ты, не такой уж я глупец! — отвечал великий боец, имевший обыкновение каждый божий день воевать с бутылкой, особенно когда она оказывалась пуста. — Да и пану хочется помочь, хороший пан, хотя дочка его — так себе, вот что я скажу.

Трактирщик подумал, кивнул и налил Франтишеку вина; тут к ним подошел один человек, слышавший их разговор, и вступил с Франтишеком в беседу. Великий воин ничего не умел скрывать, особенно когда дела у него почему-либо шли хорошо. В данном случае простодушие только пошло ему на пользу, ибо после того как неизвестный человек удалился, карманы Франтишека отягощал увесистый кошель, а трактирщик, получивший свое, стал величать его «господином».

Вы, благосклонный читатель, наверняка захотите узнать, что это был за таинственный человек и почему после встречи с ним Франтишек ни с того ни с сего внезапно разбогател, но так как я не сомневаюсь в вашем уме, я предоставляю именно вам решить эту маленькую загадку. Добавлю лишь, что неизвестный, о коем идет речь, не принадлежал к числу доброжелателей моей Мадленки, а скорее совсем наоборот.

Наступил с нетерпением ожидаемый день божьего суда. В хрониках имеются разночтения относительно точной его даты: хроника аббатства бенедиктинцев позволяет предположить, что это произошло где-то в двадцатых числах августа, а Малая Краковская настаивает на третьем сентября. Поскольку истина, очевидно, заключается либо там, либо там, либо (как это нередко уже случалось) лежит где-то посередине, то благосклонный читатель волен принять любую из указанных дат по своему вкусу, а также любую из находящихся между ними.

Погода была восхитительной: режь — не хочу. Специально для зрителей построили трибуны, но поглазеть на поединок явилось столько народу, что мест не хватало. Князь сидел на троне под балдахином, между епископом Флорианом и своей невестой. Август устроился отдельно в окружении своей свиты, а Мадленка с родителями и сестрами, приехавшими поддержать ее, устроилась на скамьях наискосок от трона.

Из ее сестер присутствовали двойняшки и хохотушка Агнешка; остальные то ли не смогли, то ли не захотели явиться. На Мадленке было ее новое золотистое платье, в котором она чувствовала себя почти что королевой, и она с удовлетворением отметила, что большинство взглядов устремлено на нее. Она красиво причесалась и надела поверх волос сетку, украшенную жемчужинками. В сторону Августа она почти не смотрела, уверенная в своей победе. До начала поединка он пытался с ней переговорить, но она ответила, что не может принять его.

Бойцы вышли на поле, поклонились зрителям, затем друг другу и замерли, ожидая, что скажет поднявшийся со своего места епископ Флориан. Сердце Мадленки екнуло: против ее бойца Август выставил Доброслава из Добжини, знатного рубаку, отличившегося еще при Грюнвальде. Но Мадленка, помня о том, что правда на ее стороне и поэтому проиграть она не может, подавила дурное предчувствие и стала слушать, что говорит епископ.